Первая русская газета. Зарождение периодической печати в России
1.Начало нашего первого печатного периодического органа давно занимало исследователей и по этому вопросу немало было высказано догадок и предположений. Однако они все были далеко неудовлетворительными. Только недавно окончательно и достоверно удалось определить день выхода в свет первого номера русской газеты.
Этим знаменательным днем является 2 января 1703 года. Нам трудно теперь, когда газета читается всяким мало-мальски грамотным, представить то время, когда не было ни газет, ни журналов, ни телеграфа и телефона. Трудно представать, как люди жили, как они узнавали о выдающихся событиях своей родины и за её пределами.
Поэтому невольно обращаешься ко времени до появления петровской газеты и ищешь там, нет ли чего похожего на газету и в то время. И вот в таких поисках мы наталкиваемся на след, по которому прошли «Ведомости времени Петра»; в «Курантах» мы хотим видеть их предшественников.
Нечего говорить, что одного желания мало; надо посмотреть, можем ли мы в них видеть хотя бы намёк на газету. Если у нас мало исследована история первой русской газеты, в этом легко может убедиться всякий, желающий познакомиться поближе с «Ведомостями времени Петра», то ещё меньше мы имеем данных по истории и значению «Курантов». Появившийся второй выпуск «Ведомостей» в издании Синодальной типографии в этом отношении приподнимает завесу и даёт достаточный материал.
Редактор второго выпуска приходит к тому заключению, что «Куранты» были несомненно русской рукописной газетой и прототипом печатной. Куранты он называет не иначе, как «газетой». Хранившиеся в архиве иностранных дел, говорит он, рукописные русские газеты начинаются с 1621 года. Итак этот год можно считать началом русских газет, хотя после него есть пробелы.
Так ли это? Можно ли согласиться с этим выводом? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно выяснить, что такое газета? Каким требованиям она должна отвечать и каковы её характерные черты, отличающие её от частного, например, письма, от официального приказа, наконец, от протокола какого-либо заседания.
Не претендуя на полноту ответов, мы должны прежде всего сказать об аудитории, для которой предназначается тот или иной печатный труд - о его читателе. Несомненно, что существование газеты обусловливается прежде всего читателем. Он может быть многочисленный или нет, газета может быть рассчитана на «широкую публику» или специалистов (например, экономическая газета, военная и т.п.), но без читателя она немыслима.
Под читателем надо понимать непременно безликую публику, хотя бы это и были известные по именам подписчики. Безличность её заключается в том, что подписчики не были известны первоначально, а также в том, что к ним может присоединиться во всякую минуту каждый пожелавший, и ему никто не может в этом воспрепятствовать. В этом вся разница газеты от частного письма.
Последнее тоже может представлять собою газету, в отдельном ли оттиске или как часть номера, т.е. частное письмо тоже может быть достоянием безличной публики; но разница в том, что частное письмо может появиться на свет лишь с согласия автора или адресата, газета же предназначается уже непременно для читателя, в то время как письмо адресуется только известному лицу.
Нельзя сравнить газету и с официальным документом, приказом, манифестом и проч.; последний тоже предназначается для безличного читателя, но он публикуется или как обязательное руководство, или как непременное для всех сведение, незнанием которого в случае нарушения нельзя отговариваться; газета же преподносится читателю единственно для его любопытства, для его добровольного желания узнать, что делается на «белом свете».
Нельзя сравнить газету и с официальным документом, приказом, манифестом и проч.; последний тоже предназначается для безличного читателя, но он публикуется или как обязательное руководство, или как непременное для всех сведение, незнанием которого в случае нарушения нельзя отговариваться; газета же преподносится читателю единственно для его любопытства, для его добровольного желания узнать, что делается на «белом свете».
Если в настоящее время чтение газет и осведомлённость считается для известной части народа обязательной, то это лишь вызвано посторонними причинами, а не самой газетой, как знание, например, указа обязательно с его появления. Мы уже не говорим о таких обязательных для нашего времени признаках газеты, как её периодичность и другие.
Вот почему, категорически отрицая возможность видеть в частных, хотя бы и обширных и крайне интересных письмах начало прототипа нашей первой газеты, мы перейдём к рассмотрению той позиции, которую «Куранты» занимали к поднятым вопросам.
Для кого составлялись «Куранты»? Кто был их читателем? На эти вопросы ответить нам очень легко, так как мы имеем достаточно материала на страницах самих же «Курантов». Обыкновенно на них отмечалось, что «государю чтено», или «государю чтено и боярам», или «1 сентября 1677 г. великому государю чтено в комнате, а бояре слушали в передней»; 9 сентября 1677 года великому государю чтено в комнате, при комнатных боярах, чёл думный дьяк Ларион Иванов.
Для кого составлялись «Куранты»? Кто был их читателем? На эти вопросы ответить нам очень легко, так как мы имеем достаточно материала на страницах самих же «Курантов». Обыкновенно на них отмечалось, что «государю чтено», или «государю чтено и боярам», или «1 сентября 1677 г. великому государю чтено в комнате, а бояре слушали в передней»; 9 сентября 1677 года великому государю чтено в комнате, при комнатных боярах, чёл думный дьяк Ларион Иванов.
Эти записи так красноречивы, что совершенно не допускают разногласий. «Куранты» предназначались лишь для царя. Он же в силу того, что внутреннее управление России и внешние сношения с соседними государствами не могли происходить единоличными силами царя, а лишь при содействии различных приближённых к нему сановников (тогдашних бояр), принужден был почти всегда приглашать к такому чтению и их, чтобы и они были осведомлены и поступали соответственно требованиям жизни и сообразно происходившим событиям.
Главная же суть в том, что царь был волен приглашать бояр или не приглашать к чтению Курантов. От воли бояр не зависело всегда присутствовать на чтении «Курантов». На одно такое чтение царь звал одних бояр, а на второе они могли и не получить приглашения. И в приведённых надписях мы видим это различие. Один раз присутствуют лишь «комнатные бояре», а другой раз бояре без указания, какие именно. Очень часто случалось, что царь слушал «Куранты» и без бояр.
Круг читателей «Курантов» не распространялся дальше царя и его приближённых, даже место чтения их не выходило за пределы дворца. На то, что «Куранты» появлялись в народе, у нас нет никаких данных, напротив, меры, которые принимались для их охраны от гласности, указывают, что они не попадали ни в коем случае в народ.
Круг читателей «Курантов» не распространялся дальше царя и его приближённых, даже место чтения их не выходило за пределы дворца. На то, что «Куранты» появлялись в народе, у нас нет никаких данных, напротив, меры, которые принимались для их охраны от гласности, указывают, что они не попадали ни в коем случае в народ.
Кильбергер, бывший в Москве со шведским посольством в 1674 году, говорит, что «по приходе почты пакеты посылаются тотчас в замок (кремль), в посольский приказ и там распечатываются для того, чтобы ни один частный человек не узнал прежде двора того, что происходить внутри государства и за границею, а более всего для того, чтобы каждый остерегался писать что-нибудь непозволительное и для государства вредное; с почтой приходят и другие, как печатные, так и письменные ведомости... всегда переводятся на русский язык и читаются царю».
Так «Куранты» охранялись от гласности; и когда однажды в посольском приказе пропали рукописи таких «Курантов», поднялся страшный переполох.
Все это вместе взятое достаточно убеждает, что на «Куранты» смотрели, как на государственную тайну, на дело государево, как на государственные акты, т. е. «Куранты» не удовлетворяют главному условию, чтобы назваться газетой - у них не было гласности, они предназначались определённому, конкретному лицу - царю, а не безличной публике. К тому же выводу нас приводят источники и содержание «Курантов».
Источником «Курантов» являются главнейшим образом иностранные газеты. Сначала эти газеты получают очень неаккуратно и даже прямо случайно: то какой-нибудь новгородский купец привезёт с собой несколько номеров, то польский или наш посол пришлёт из-за границы, то иностранец-путешественник случайно завезёт - все это охотно принималось и дорого оплачивалось, так как двор и правительство прямо нуждались в сведениях об иностранной жизни.
Кроме газет, источником для «Курантов» служили различные устные и письменные «вести», доходившие или случайно, или от специально посланных людей «проведывать о разных в Европе военных действиях и мирных постановлениях», вообще обо всем, «что ныне в немецких государствах делается». О существовании таких проведывателей у нас сохранились довольно определённые сведения.
Но все эти сведения и газеты были случайны, а близость и общность с западом чувствовалась все более и более. Правительство озаботилось о постоянной доставке сведений.
С этой целью было заключено в 1665 году условие со Сведеном, чтобы он привозил из всех «земель всякие вести по времени, что в тех царствах и городах деется воинских и торговых и иных всяких дел».
В 1607 году любецкий купец старается получить такую же миссию, прося за неё 3-4 тысячи ефимков, так как «некоторый князь в немецкой земле, который далеко к его царскому Величеству не применён, на год от него за такие посылки и вести исходит по 2000 и по 3000 ефимков», а главное потому, что «в том деле (доставке сведений) немалое надлежит его царскому Величеству и великим думным его через такие ведомые пересылки».
Такова цель огромных затрат и забот о получении газет и сведений для «Курантов»; в них «надлежит немалая нужда» по управлению Россией и в сношениях с иностранными государствами «его царскому Величеству и великим думным его». Отсюда определяется и содержание Курантов.
Такова цель огромных затрат и забот о получении газет и сведений для «Курантов»; в них «надлежит немалая нужда» по управлению Россией и в сношениях с иностранными государствами «его царскому Величеству и великим думным его». Отсюда определяется и содержание Курантов.
Царю делаются выдержки изо всего доставляемого материала и прежде всего с новостями дипломатического и политического характера: смерть короля, рождение наследника престола в каком-либо государстве, смена правительства, перемена правления, войны или мирные договоры и переговори, победы и поражения.
Встречаются часто и упоминания о некоторых явлениях из жизни природы - сильные грозы, ураганы, затмения, наводнения, землетрясения, голод, болезни и т.д. Эта часть Курантов была отнюдь не для праздного любопытства; она в глазах тогдашнего читателя была очень важной.
Суеверный читатель боялся появления какой-либо кометы или звезды. Стоило ей только появиться, как он уже гадал и придумывал, что это предвещает. Появление голода в стране или наводнение толковалось, как Божеское наказание за грехи народа, и сейчас же придумывалось, какие могут быть грехи за ним и т.д. Словом эта часть была, пожалуй, для правительства в равной мере важной, как и часть политическая.
В Курантах мы находим описание русских событий. Может показаться, что эти известия брались из иностранных газет единственно для любопытства. Однако такое мнение было бы ошибочным. Как в Курантах, так и в настоящих газетах XVIII века, мы находим много выдержек из иностранных газет о России, и они брались для того, чтобы царь мог знать, как думают о нас за границей, что говорят о нём, о его правлении.
В Курантах мы находим описание русских событий. Может показаться, что эти известия брались из иностранных газет единственно для любопытства. Однако такое мнение было бы ошибочным. Как в Курантах, так и в настоящих газетах XVIII века, мы находим много выдержек из иностранных газет о России, и они брались для того, чтобы царь мог знать, как думают о нас за границей, что говорят о нём, о его правлении.
Таким образом и со стороны содержания Куранты разнятся от газеты, а главное они отличаются целью, с какой это содержание сообщалось - оно должно быть руководством в государственной деятельности правительства, оно должно руководить дипломатическими сношениями, торговыми договорами и условиями. Именно этими государственными требованиями вызваны Куранты к жизни.
Если мы возьмём внешнюю сторону Курантов, т. е. их составление, то увидим, что все, что относится к ним - все челобитные, все справки, все допросные речи, все договоры - все это направлялось и адресовалось на имя царя, реже - в посольский приказ или приказ тайных дел.
Если мы возьмём внешнюю сторону Курантов, т. е. их составление, то увидим, что все, что относится к ним - все челобитные, все справки, все допросные речи, все договоры - все это направлялось и адресовалось на имя царя, реже - в посольский приказ или приказ тайных дел.
С появлением посольских миссий при иностранных дворах, Куранты были заменены донесениями послов, а отчасти и «Ведомостями времени Петра»; последним не мешало исполнять это назначение, оставаясь первой русской газетой в полном смысле этого слова. Этого факта не могут поколебать ни появившиеся в частных списках отрывки из Курантов, ни единство в составлении Курантов и Ведомостей, ни история газет на западе.
Ведь отрывки из Курантов могли попасть в частные списки по болтливости приближенного боярина, который разболтал какую-нибудь новость, сообщённую ему из Курантов во дворце; он даже мог сам записать услышанное лично для себя, чтобы не забыть; наконец, частный список мог только совпадать с известием в Курантах, а попасть туда из иностранных газет, которые получались иностранцами или завозились купцами и путешественниками и попадали в частные руки.
Ведь отрывки из Курантов могли попасть в частные списки по болтливости приближенного боярина, который разболтал какую-нибудь новость, сообщённую ему из Курантов во дворце; он даже мог сам записать услышанное лично для себя, чтобы не забыть; наконец, частный список мог только совпадать с известием в Курантах, а попасть туда из иностранных газет, которые получались иностранцами или завозились купцами и путешественниками и попадали в частные руки.
Что касается процесса составления Ведомостей и Курантов, которое находилось в одних и тех же руках, так это ещё нисколько не может их отождествить: из-под одного и того же пера может выходить и номер газеты, и секретное частное письмо. Ко всему сказанному надо добавить, что Куранты составлялись в одном экземпляре.
Каким образом эту официальную бумагу можно считать газетой, печатающейся и расходящейся во множестве, - мы не понимаем. Очевидно, это можно сделать лишь под влиянием нашего непонимания, как жили люди без газет, и в силу желания во всем видеть их подобие.
История газеты на Западе также едва ли может нас смущать, так как жизнь в России далеко не шла тем путём, каким она идёт на Западе; очень многое она брала уже прямо в готовом виде. Частные письма, от которых берет своё начало газета на Западе, у нас не могли играть такой роли, как за границей.
История газеты на Западе также едва ли может нас смущать, так как жизнь в России далеко не шла тем путём, каким она идёт на Западе; очень многое она брала уже прямо в готовом виде. Частные письма, от которых берет своё начало газета на Западе, у нас не могли играть такой роли, как за границей.
У нас не была развита так сильно частная переписка, как там. У нас слишком мало умели излагать свои мысли, да в большинстве случаев и побаивались это делать. При сыске, при существовании почти всегда «слова и дела» у нас трудно было развиться политической переписке; при том и грамотных было крайне мало.
2.
Появлением первой русской газеты мы обязаны исключительно Петру Первому. Сознавая всю трудность и громадность своего плана преобразования России и желая возможно шире распространить среди русских сознание необходимости реформ и познакомить их с жизнью Запада, откуда черпались все реформы и на которые смотрели, как на царство дьявола и безбожия, Пётр внёс печатную газету в русскую жизнь.
2.
Появлением первой русской газеты мы обязаны исключительно Петру Первому. Сознавая всю трудность и громадность своего плана преобразования России и желая возможно шире распространить среди русских сознание необходимости реформ и познакомить их с жизнью Запада, откуда черпались все реформы и на которые смотрели, как на царство дьявола и безбожия, Пётр внёс печатную газету в русскую жизнь.
Ещё задолго до её появления Пётр сам лично убедился в силе печати и старался деньгами привлечь иностранные газеты на свою сторону. Тем более он нуждался в таком орудии внутри государства для привлечения народного мнения, которое далеко не было на стороне Петра, чтобы не сказать, что оно было прямо враждебно Петру.
16-го декабря 1702 года был издан указ: «по ведомостям о воинских и военных делах, которые надлежат для объявления Московского и окрестного государства людям, печатать Куранты, а для напечатания тех Курантов, ведомости, в которых приказах о чем ныне какие есть и вперёд будут, присылать из тех же приказов в монастырские приказы, без молчания и из монастырского приказа те ведомости отсылать на печатный двор».
16-го декабря 1702 года был издан указ: «по ведомостям о воинских и военных делах, которые надлежат для объявления Московского и окрестного государства людям, печатать Куранты, а для напечатания тех Курантов, ведомости, в которых приказах о чем ныне какие есть и вперёд будут, присылать из тех же приказов в монастырские приказы, без молчания и из монастырского приказа те ведомости отсылать на печатный двор».
Этим указом было положено начало нашей периодической печати; а непосредственным следствием его является - «юрнал или подённая роспись, что в мимо шедшую осаду под крепостью Нотебурха сентября 20 числа в том 1702 году чинилось»; он вышел 27-го декабря 1702 года. Тогда же было составлено несколько пробных номеров «Ведомостей», которые, впрочем, не вышли в свет, а лишь частями вошли в номер 1703 года.
В этих рукописных пробных номерах разрешился последний спор о начале «Ведомостей». Дело в том, что в одном из номеров 1703 года говорится, что в прежнем (не указано, в каком именно) номере было приведено известие об открытии в Сибири железа. Между тем в номерах 1703 года этого известия не находим.
Опираясь на это, академик Гамель предполагает, что, следовательно, «Ведомости издавались в 1702 году, а может быть и раньше». Теперь ясно, что такое известие существует в пробном номере, первый же печатный номер нашей газеты вышел 2-го января 1703 года.
Следующий документ, имеющий большой интерес в истории нашей газеты, совершенно уничтожает все следующие недоразумения о начале нашей периодической печати. Вслед за указом 16-го декабря в московскую типографию был прислан указ:
Следующий документ, имеющий большой интерес в истории нашей газеты, совершенно уничтожает все следующие недоразумения о начале нашей периодической печати. Вслед за указом 16-го декабря в московскую типографию был прислан указ:
«1702 года декабря в 15 день Великий Государь Царь и Великий Князь Пётр Алексеевич всея, великия и малыя и белыя России. Самодержец указал по именному своему великого Государя указу: Куранты, по нашему «Ведомости», которые присылаются из разных государств и городов в Государственные Посольские и в иные приказы, из тех приказов присылать все ведомости в приказ книг печатного дела, а как те ведомости присланы будут и ещё на печатном дворе печатать и те печатные ведомости, что останется за подносом - продавать в мире по надлежащей цене.
Дьяк Матвей Власов Великого Государя указ сказал и в книгу приказов записал боярин Иван Алексеевич Мусин-Пушкин».
Пробные номера имеют заголовок: «Ведомости Московского государства»; после он встречается там, где внутренние известия занимают весь номер газеты или преобладают над иностранными. Но уже первый номер вышел под простым названием «Ведомости»; это изменение несомненно произошло от того, что в первом же номере, хотя и в конце, были помещены иностранный известия. Заголовок «Ведомости» сохранялся довольно долго; лишь когда номер состоял из одних русских известий, то название изменилось на «Ведомости Московские» или «Ведомость Московская».
Пробные номера имеют заголовок: «Ведомости Московского государства»; после он встречается там, где внутренние известия занимают весь номер газеты или преобладают над иностранными. Но уже первый номер вышел под простым названием «Ведомости»; это изменение несомненно произошло от того, что в первом же номере, хотя и в конце, были помещены иностранный известия. Заголовок «Ведомости» сохранялся довольно долго; лишь когда номер состоял из одних русских известий, то название изменилось на «Ведомости Московские» или «Ведомость Московская».
Иногда «Ведомости» имеют совсем особое название, приноровленное к событию, ими оповещаемому; например № 31 за 1705 год носит название «Подлинное доношение»; другие – «Ведомость о литовской осаде или «Ведомость о Боушской осаде» или «Реляция»; в конце существования «Ведомостей» находим название «Российские Ведомости», или «эссенция из французских печатных газет», «квинтэссенция из Лейденских газет»; но бывали случаи, что Ведомости выходили совсем без заглавия. Настоящий их титул следующий: «Ведомости о военных и иных делах достойных значения и памяти, случившихся в Московском Государстве и в иных окрестных странах».
Издание «Ведомостей» началось в Москве и продолжалось там до 1711 года. В 1710 году царь счёл необходимым устроить типографию и в Петербурге. Ему необходимо было иметь у себя под рукой орудия издательской деятельности, так сильно занимавшей внимание Петра. Он пишет Мусину-Пушкину от 29-го октября: «Станок друкарный с новыми литерами извольте сюда прислать по первому зимнему пути со всем, что к нему принадлежит также и людьми».
Издание «Ведомостей» началось в Москве и продолжалось там до 1711 года. В 1710 году царь счёл необходимым устроить типографию и в Петербурге. Ему необходимо было иметь у себя под рукой орудия издательской деятельности, так сильно занимавшей внимание Петра. Он пишет Мусину-Пушкину от 29-го октября: «Станок друкарный с новыми литерами извольте сюда прислать по первому зимнему пути со всем, что к нему принадлежит также и людьми».
Согласно этому приказу в 1711 году из Московской типографии были отправлены в Петербург 4 наборщика, 2 тередорщика, 2 батырщика и с ними один станок с гражданскими буквами, да гравировальный станок с мастерами и печатниками. Тотчас по открыли типографии в Петербурге, туда же были переведены и «Ведомости»; 11-го мая 1711 года уже вышел первый номер их в Петербурге. Однако ещё несколько лет большее количество их выходило в Москве. Лишь с 1714 года количество номеров петербургских стало превышать московские.
С этого года газета выходит главным образом в Петербурге, и лишь некоторые номера перепечатывались в Москве. Можно с точностью указать место издания относительно почти всех номеров, так как оно стояло на каждом номере; кроме того, есть ещё письма кабинет-секретаря Макарова к директору С.-Петербургской типографии Аврамову.
В одном из писем Макаров пишет: «Посылаю Вам реестр, который велит напечатать для введения в народ, также извольте такие же ведомости и к Москве на печатный двор посылать, чтобы и там печатали, о чем я к вам и на прошлой почте писал.
Слуга ваш А. Макаров августа в 7 день 1719 года».
Но перепечатывание номеров в Москве происходило далеко не всегда. Перепечатывались номера, наиболее казавшиеся интересными и важными; большею частью это делалось с «реляциями», так как их содержание было важно сообщить в обеих столицах. Встречаются номера, которые выходили или только в Петербурге, или только в Москве без перепечаток. В 1722 и 1723 гг. «Ведомости» переведены опять в Москву и выходят только там.
«Ведомости» печатались на восьмушке почти без полей мелким церковным шрифтом, «каковое печатание, - говорится в одном документе, - «Ведомостей и юрналов» производилось по 1708 год церковным шрифтом, так как другого шрифта в то время не было. Лишь в 1708 году Пётр указал напечатать новоизобретёнными амстердамскими литерами разного знания гражданские книги».
«Ведомости» печатались на восьмушке почти без полей мелким церковным шрифтом, «каковое печатание, - говорится в одном документе, - «Ведомостей и юрналов» производилось по 1708 год церковным шрифтом, так как другого шрифта в то время не было. Лишь в 1708 году Пётр указал напечатать новоизобретёнными амстердамскими литерами разного знания гражданские книги».
Этот новый гражданский шрифт привезён из Амстердама в 1707 году словолитцем Антоном Демей, который, кроме шрифта, привёз с собою «пушоны, матрицы и формы, да два станка на ходу со всяким управлением». И уже 14-го января 1708 года было преступлено к печатанию книг новым шрифтом.
Первый же номер газеты, напечатанный гражданским шрифтом, вышел 1-го февраля 1710 года, т.е. 2-ой номер этого года. Церковный шрифт с этого времени встречается лишь в реляциях: соответственно их важности и обстановка выбиралась подходящая. Удержание газетой церковного шрифта на протяжении двух лет надо объяснить тем, что типографии наши в то время располагали весьма скудными средствами печатного дела; а между тем Пётр неустанно занимался огромным по тому времени издательством; волей неволей приходилось употреблять и для Ведомостей старый церковный шрифт.
Листы «Ведомостей» нумеровались лишь те, которые заключали в себе более двух, т.е. более 4-х страниц; самые выпуски нумеруются только с 1705 года, и цифра эта помещается в конце текста первой страницы.
Кто составлял «Ведомости» и откуда брался для них материал? Это весьма интересные, но трудно поддающиеся решению вопросы. Однако мы попытаемся разобрать те сведения, которые есть в архивах и на самих (рукописных корректурах или оригиналах) «Ведомостях». Издание «Ведомостей времени Петра» находилось в зависимости от нескольких учреждений; это вытекало из самого указа 16-го декабря.
В нём говорится: «ведомости, в которых приказах о чем ныне какие есть и впредь будут, присылать из тех приказов» в монастырский приказ», другими словами монастырский приказ играет пассивную роль, в то время как от воли других приказов и учреждений зависело, присылать сведения для газеты или нет. Монастырский приказ был лишь центральным местом; не пожелай другие приказы давать известия, и Ведомости прекратят своё существование, что и случилось в действительности.
Указ 16-го декабря исполнялся приказами довольно неохотно. Мы редко можем встретить какое-нибудь известие, присланное для напечатания в Ведомостях. Очевидно, приказы не считали свою деятельность достойной интереса русских или же предпочитали молчаливую и безгласную отписку входящих и исходящих бумаг. Совсем иное положение занимает посольский приказ и позже коллегия иностранных дел.
Указ 16-го декабря исполнялся приказами довольно неохотно. Мы редко можем встретить какое-нибудь известие, присланное для напечатания в Ведомостях. Очевидно, приказы не считали свою деятельность достойной интереса русских или же предпочитали молчаливую и безгласную отписку входящих и исходящих бумаг. Совсем иное положение занимает посольский приказ и позже коллегия иностранных дел.
Её деятельность для первой газеты такова, что едва ли бы Ведомости могли существовать, если бы не эта деятельность. Редкий номер выходил без материала, добавленного посольским приказом, и масса номеров содержит лишь этот материал. Таким образом главный материал первой русской газеты составляют иностранные известия.
Последние выбирались из заграничных газет, во множестве имевшихся в посольском приказе, и переводившихся для газеты. Заслуга перед нашей печатью этого приказа огромная. И переводчик впоследствии вполне верно определил его деятельность. Жалуясь на молчание других коллегий, он пишет: «Указано ведомости из всех коллегий, а не из одной нашей, которая трудолюбивая и милостивая пожелала Вам ведомостями служить за все канцелярии же».
Эти слова вполне точно определяют положение вещей и заслугу коллегии иностранных дел; в то время как другие предпочитали молчать, она неустанно доставляла материал для газеты. Одним из деятельных сотрудников Ведомостей был Пётр Великий. Его гениальность и неутомимость позволяли постоянно следить за газетой и самому принимать в ней участие.
В синодальной библиотеке есть не один номер с корректурой самого Петра; он пользуется всяким случаем, чтобы прислать какое-нибудь известие для газеты в виде донесения военачальника о победе над неприятелем, или в виде сообщения культурного характера.
Для русской повременной печати знаменательны такие, например, надписи на листах первой газеты: «из кабинета Его Императорского Величества в Санкт-Петербургскую типографию для напечатания в газеты сим сообщаетца», или – «сей перевод прислан от великого государя за его царским правлением».
Для русской повременной печати знаменательны такие, например, надписи на листах первой газеты: «из кабинета Его Императорского Величества в Санкт-Петербургскую типографию для напечатания в газеты сим сообщаетца», или – «сей перевод прислан от великого государя за его царским правлением».
Кроме того, в Ведомости вошло немало собственноручные писем Петра; так, номер шестой за 1708 год состоит исключительно из его писем, заключая в себе целых три. Многие письма вошли в основу русских известий или статей. Такими же добровольными сотрудниками Ведомостей были и некоторые из сподвижников Петра. Обыкновенно все реляции, донесения об успехах нашего оружия составлялись непосредственно начальствующими лицами и присылались для напечатания прямо из похода.
В доказательство сказанного приведём письмо Головкина к Мусину-Пушкину: «Мой государь, Иван Алексеевич. На прошедшей почте с Киреевским послал я к милости Вашей реляции, какова здесь сочинена о бывшем военном походе, о бою с турками и о постановлении мира... а понеже потом господин генерал Рен прислал реляцию о взятии того города со обстоятельствами, того ради оную я при сем к милости Вашей посылаю и когда будете те реляции печатать, то прежнюю о Браиле отменить, вместо той печатать приказать. Слуга Головкин. Из обозу от Могилева 1708 г.».
К той же категории сотрудников можно причислить и русских послов при иностранных дворах, донесения которых нередко попадали на страницы Ведомостей. Донесения их касаются, впрочем, не только русских дел, но и событий в других государствах, которыми в известное время особенно интересовался Пётр или которые так или иначе затрагивали интересы России. Из западных государств, такими во время Петра были Польша, Швеция и Дания, из южных - Турция.
К той же категории сотрудников можно причислить и русских послов при иностранных дворах, донесения которых нередко попадали на страницы Ведомостей. Донесения их касаются, впрочем, не только русских дел, но и событий в других государствах, которыми в известное время особенно интересовался Пётр или которые так или иначе затрагивали интересы России. Из западных государств, такими во время Петра были Польша, Швеция и Дания, из южных - Турция.
О жизни этих стран более всего встречается донесений наших послов, которые напечатаны в Ведомостях. Однако этими добровольными сотрудниками газета существовать не могла. Ощущался, и очень сильно, недостаток в правильной организации. Молчание приказов и коллегий обратило, наконец, внимание директора петербургской типографии Аврамова, и он 15-го июля 1719 года делает запрос Макарову:
«раболепно прошу, изволь ко мне, мой государь, отписать: одни ли печатать иностранные ведомости, которые и из Курантов присылаются, и из посольской канцелярии или сообщать со оными и о своих публичных делах и о строениях, которых здесь довольно.
И ежели позволит (царь), то позвольте отписать до Графа Ивана Алексеевича, чтобы в сенате и в коллегии о том от себя писали, дабы о публичных делах в типографии приобщали, понеже (т.к.) по словесным моим запросам ничего не успею».
В планы Петра никак но могло входить уничтожение русского отдела в его газете, и, очевидно, чувствуя своё бессилие против поведения коллегий, он приказывает определить известное лицо для собирания сведений и заведывания этим отделом. Из той же коллегии иностранных дел 11-го апреля 1720 года был назначен для этого переводчик Яков Синявич.
В планы Петра никак но могло входить уничтожение русского отдела в его газете, и, очевидно, чувствуя своё бессилие против поведения коллегий, он приказывает определить известное лицо для собирания сведений и заведывания этим отделом. Из той же коллегии иностранных дел 11-го апреля 1720 года был назначен для этого переводчик Яков Синявич.
«Понеже его Ц-ое В-во (царское величество) указал в типографию давать ведомости публичные, говорится в указе от этого числа, также и к министрам обо всём давать здешнем, то к тому определяется переводчик Яков Синявич, который те ведомости, по данному ему образцу, сочинять и в посылку к министрам и в отделение потребного в печать исправлять и старание в том прилагать имеет. И когда изготовить показывать советникам и стараться ему проведывать о таких публичных ведомостях».
Итак, лишь в 1719 году, т.е. после 17-18-летнего издания газеты, убедились в бездействии коллегий и в необходимости поставить дело на других началах: не рассчитывать на добровольную присылку сведений, а иметь своих постоянных сотрудников. Сотрудничество Якова Синявича отразилось на Ведомостях довольно наглядно; со времени его назначения мы чаще встречаем известия о русской жизни, особенно начиная с 1725 года.
Итак, лишь в 1719 году, т.е. после 17-18-летнего издания газеты, убедились в бездействии коллегий и в необходимости поставить дело на других началах: не рассчитывать на добровольную присылку сведений, а иметь своих постоянных сотрудников. Сотрудничество Якова Синявича отразилось на Ведомостях довольно наглядно; со времени его назначения мы чаще встречаем известия о русской жизни, особенно начиная с 1725 года.
К сожалению, его сотрудничество было несколько односторонне; мимо его внимания текла почтя вся политическая и экономическая жизнь России, что его особенно занимало - это придворная жизнь – для нас теперь не представляет интереса.
Что касается главного материала, составлявшего Ведомости, иностранных известий, то он был очень разнообразен и обширен. Он весь выходил сначала из посольского приказа, а потом из преобразованной из него коллегии иностранных дел. Он брался прямо из иностранных газет, которых там получалось достаточное количество.
Что касается главного материала, составлявшего Ведомости, иностранных известий, то он был очень разнообразен и обширен. Он весь выходил сначала из посольского приказа, а потом из преобразованной из него коллегии иностранных дел. Он брался прямо из иностранных газет, которых там получалось достаточное количество.
На рукописных оригинальных номерах газеты почти всегда отмечалось, из каких иностранных газет делался перевод; таким образом мы с большою точностью можем знать иностранные источники нашей первой газеты. Кроме того, в архиве министерства иностранных дел немало сохранилось иностранных оригиналов.
Интересно то обстоятельство, что для газеты первоначально не понадобилось новых иностранных газет, так как они уже получались в посольском приказе. По крайней мере; в первые годы иностранный отдел Курантов и Ведомостей времени Петра составлялся из одних и тех же источников.
3.
Где составлялись «Ведомости времени Петра» и кто их редактировал? Последний вопрос наиболее труден для разрешения из всех поднимавшихся до сих пор. Очевидно, понятия о редакторе с тем содержанием, которое мы теперь в него вкладываем, тогда ещё не существовало.
3.
Где составлялись «Ведомости времени Петра» и кто их редактировал? Последний вопрос наиболее труден для разрешения из всех поднимавшихся до сих пор. Очевидно, понятия о редакторе с тем содержанием, которое мы теперь в него вкладываем, тогда ещё не существовало.
Издавало газету само правительство для своих целей, а потому оно не могло издавать помимо своих канцелярий, но, при всём сознании важности издания газеты, не могло создать отдельного штата; к тому же для этого не было специалистов.
Благодаря этому Ведомостям пришлось перетерпеть много неудобств. Материал, которым мы располагаем, рисует нам довольно скудно механизм, приводивший в движение всю машину издательства газеты, но мы постараемся возможно старательнее разобраться в этом.
Как мы выше видели, материал для газеты получался от различных учреждений и даже отдельных лиц на печатный двор в Москве и в петербургскую типографию, когда газета издавалась в Петербурге. В Москве в посольском приказе составлялись Ведомости тотчас по получении номера с почты; на другой или на третий день, судя по надписям, номер относили на печатный двор каким-либо подьячим, толмачом или приставом.
Как мы выше видели, материал для газеты получался от различных учреждений и даже отдельных лиц на печатный двор в Москве и в петербургскую типографию, когда газета издавалась в Петербурге. В Москве в посольском приказе составлялись Ведомости тотчас по получении номера с почты; на другой или на третий день, судя по надписям, номер относили на печатный двор каким-либо подьячим, толмачом или приставом.
Здесь этот материал просматривался снова, и из него выбирались те статьи, который находили подходящими, отмечая их крестиком или буквой Д (делать). Эти места снова переписывались и вместе с другими известиями, если такие бывали, отдавались в печать.
На редакторскую работу Печатного двора над «Ведомостями» указывает то, что имеются многие номера в двух рукописях - пространной и короткой; кроме того, встречаются такие надписи: «сей Курант прислан из посольского приказу, а на Печатном дворе те статьи выписаны к тиснению, которые открещены». Таким образом иностранные известия (да и другие) проходили две редакции - в посольском приказе, где они переводились, и на Печатном дворе.
При этом Печатный двор распоряжался рукописями довольно свободно и вообще держался самостоятельно по отношению к посольскому приказу и другим учреждениям.
Предполагали, что всем заведовал лично Мусин-Пушкин, начальник Монастырского приказа, в ведении которого находилась типография. Действительно у нас есть некоторые указания на участие Мусина-Пушкина. К нему, очевидно, адресовалась официальная переписка, касавшаяся Ведомостей, и сообщения различных учреждений. Мы имеем письмо Макарова от 4-го августа 1709 года, где он посылает Пушкину реляцию и просит её отпечатать и продавать поскорее.
Предполагали, что всем заведовал лично Мусин-Пушкин, начальник Монастырского приказа, в ведении которого находилась типография. Действительно у нас есть некоторые указания на участие Мусина-Пушкина. К нему, очевидно, адресовалась официальная переписка, касавшаяся Ведомостей, и сообщения различных учреждений. Мы имеем письмо Макарова от 4-го августа 1709 года, где он посылает Пушкину реляцию и просит её отпечатать и продавать поскорее.
Однако у нас нет данных, на то, что Пушкин редактировал Ведомости, что он прочитывал поставлявшиеся для них рукописи. Это, конечно, не исключает случаев, когда к нему обращались за какими-нибудь разъяснениями, даже и редакционного характера. На один из таких, очевидно, запросов Пушкин пишет Поликарпову:
«Куранты, о которых ты писал, уже давно я к тебе писал, чтобы, напечатав, подавал, а для чего не подаёшь, причины не знаем; в первом письме к тебе писал я, напечатав, подавать не мешкав, по всем моим письмам исправлять все не мешкав. Иван Мусин-Пушкин из Воронежа въ14-ое марта 1709 года». Когда же Поликарпов все ещё задерживал номер, Пушкин пишет 23-го марта: «О Курантах я уже тебе дважды писал, - выправливать их нечего, можно и тебе знать, как прилично».
Из этих писем видно, что начальник Монастырского приказа только разрешал возникавшие недоразумения, а непосредственно редактировал газету Поликарпов (Федор Поликарпович), т. е. директор Московской типографии. Ему можно «знать, как прилично издавать газету, что в ней помещать». И действительно, следы редакции Поликарпова очень ясны на рукописных материалах Ведомостей: его рукой отмечены почти все статьи за время издания газеты в Москве.
Из этих писем видно, что начальник Монастырского приказа только разрешал возникавшие недоразумения, а непосредственно редактировал газету Поликарпов (Федор Поликарпович), т. е. директор Московской типографии. Ему можно «знать, как прилично издавать газету, что в ней помещать». И действительно, следы редакции Поликарпова очень ясны на рукописных материалах Ведомостей: его рукой отмечены почти все статьи за время издания газеты в Москве.
Исправленные и проверенные (в сомнительных случаях) материалы для номера отдавались уже для переписки или печатания. В виду такой выдающейся роли Поликарпова интересно познакомиться с ним и его трудами поближе. Несомненно, мы имеем перед собою выдающегося дельца, которых так умел отыскивать и создавать Пётр.
«Должность, которую занимал Поликарпов, - говорит Пекарский, - требовала и опытности и знаний; но и помимо этой должности Поликарпов постоянно занимался научными или переводными работами. Он был даже не чужд литературного творчества.
«Должность, которую занимал Поликарпов, - говорит Пекарский, - требовала и опытности и знаний; но и помимо этой должности Поликарпов постоянно занимался научными или переводными работами. Он был даже не чужд литературного творчества.
Поликарпов - лицо, довольно известное в письменности той эпохи: прилежный ученик греков Лихуд (здесь братья Лихуд, - православные монахи, первые преподаватели Славяно-греко-латинской академии), он, после удаления их, был учителем славяно-греко-латинской школы, переводил с греческого труды своих наставников, писал известия о московской духовной академии и трудах своих учителей, управлял московскою типографией.
Кроме того, занимался переводами и составлением книг разнохарактерного содержания; так из его трудов изданы: несколько слов Ефрема Сирина (в переводе), география (в переводе), словарь треязычный, предисловия и незначительные дополнения к грамматике Смотрицкого. Он обязан был браться за все, что требовалось тогда в России для просвещения.
Он был, подобно Симеону Полоцкому, большой любитель слагать силлабические вирши; во многих из изданий московской типографии встречаются эти вирши, то как подписи к изображениям, то как объяснения в назидание и услаждение читателям».
Этот учёный воспитывался в московской школе и сначала смотрел подозрительно на то, что напоминало Запад: в предисловии к своему букварю он говорит неодобрительно о произведениях классической древности, и это тем более замечательно, что Пётр вообще был не охотник до намёков против того, что он одобрял.
Этот учёный воспитывался в московской школе и сначала смотрел подозрительно на то, что напоминало Запад: в предисловии к своему букварю он говорит неодобрительно о произведениях классической древности, и это тем более замечательно, что Пётр вообще был не охотник до намёков против того, что он одобрял.
Служа в царствование Петра Великого, Поликарпов имел достаточно времени, чтобы изменить своё мнение, и в 1721 году говорит уже о необходимости переводов на русский язык иностранных сочинений. Поликарпова в 1722 году постигло большое несчастье; он был уволен от занимаемой должности, с начётом на него 4456 р., и уличён во взятках со служащих типографии.
Не признавая себя виновным, Поликарпов писал: «В котором похищении по исследованию дела, я оправдан мастеровыми сказками, а приносимое в почесть не из принуждения, за недостатками моими, принимал». Кроме того, приношения Поликарпов объяснял «обыклостью». Лишь через два года по высочайшему указу был снят с него долг, а в 1726 году он опять быль назначен директором типографии; в этой должности он и умер в 1731 году.
Если Поликарпов и сделался жертвой «обыклости», то, во всяком случае, он был усердным тружеником времени Петра. Ему несомненно многим обязаны Ведомости времени Петра, пока они печатались в Москве.
Когда издание газеты было перенесено в Петербург, то обязанность и роль печатного двора заменила петербургская типография. Она также распоряжается газетным материалом и составляет номера. Здесь неутомимого Поликарпова заместил достойный ему преемник Михаил Аврамов.
Когда издание газеты было перенесено в Петербург, то обязанность и роль печатного двора заменила петербургская типография. Она также распоряжается газетным материалом и составляет номера. Здесь неутомимого Поликарпова заместил достойный ему преемник Михаил Аврамов.
Он был убеждённый и стойкий последователь старины и противник Запада. Он не раз подавал проекты Петру, шедшие совершенно в разрез с желаниями последнего. Однако это не мешало Петру оценивать по достоинству Аврамова и держать его на таком видном посту. В свою очередь взгляды Аврамова не мешали заботиться о распространении печатного дела в России. Так в 1721 году он восстал против предположений об уменьшении петербургской типографии и представлял, напротив, донесение о расширении деятельности типографии.
«И хотя, писал он, сия типография наиболее для обучения в общенародную пользу российских людей уяснена.... И того ради, по мнению моему, оную типографию умалять и контору оставлять не надлежать, но наипаче, для государственной славы и общенародной пользы, распространить надобно».
На приверженность старины Пётр умел не обращать внимания, но зато всегда пользовался такими мыслями, какие излагал в своём донесении Аврамов. За них, очевидно, по проискам синода, он был смещён и два года занимался в берг коллегии, когда в 1724 году опять был назначен директорам типографии.
Кончил свою жизнь Аврамов очень печально. Он не мог быть спокойным за старину, и вот уже при Анне Иоанновне подаёт проект об управлении государственными делами. За это его заключили в Иверский, а потом в Охотский монастыри.
Кончил свою жизнь Аврамов очень печально. Он не мог быть спокойным за старину, и вот уже при Анне Иоанновне подаёт проект об управлении государственными делами. За это его заключили в Иверский, а потом в Охотский монастыри.
Казалось бы, что теперь должны были кончиться и его проекты и мытарства, однако при вступлении на престол Елизаветы Петровны он снова является со своими задушевными мыслями и снова попадает... в застенок тайной канцелярии. Там Шувалов положил следующую резолюцию:
«оный Аврамов за сочинение им противных книг, и паче, что он всеми своими сочиненно-противными и до него, Аврамова, нимало принадлежащими книгами подачею дерзновенно утруждал Ваше Императорское Величество - подлежит он жестокому наказанию, понеже как из расспросу Аврамова, так и по приводе в застенок и из пристрастного расспроса оказалось, что он те противные книги сочинял из сущей простоты своей.
А также Аврамов уже в «престарелых летах» ходатайствует перед Вашим Величеством об его освобождении от наказаний и заточении в монастырь».
Действия Аврамова, пишет Пекарский, хотя и заблудившегося, могут казаться героическими. Во всяком случае участь его достойна сожаления, а труды памяти потомства.
Отношение Аврамова к иностранным материалам Ведомостей было несколько иное, чем Поликарпова. Посольский приказ, a потом коллегии иностранных дел понемногу завоевали себе полную самостоятельность в составлении и редактировали иностранных известий для газеты. Сохранился документ, по которому мы можем с точностью восстановить весь механизм этой работы, именно указ коллегии иностранных дел от 23-го июля 1719 года.
Отношение Аврамова к иностранным материалам Ведомостей было несколько иное, чем Поликарпова. Посольский приказ, a потом коллегии иностранных дел понемногу завоевали себе полную самостоятельность в составлении и редактировали иностранных известий для газеты. Сохранился документ, по которому мы можем с точностью восстановить весь механизм этой работы, именно указ коллегии иностранных дел от 23-го июля 1719 года.
«И во оных донесениях, написано о присылке в канцелярию коллегии иностранных дел из штатс-конторы коллегии указу об отсылке «Ведомостей» к Михаилу Аврамову, для печатания «Курантов» в народ, о чем при сем и кабинет-секретарь Алексей Макаров указом Его Царского Величества писал, чего для велели вы переводчику Борису Волкову у Санкт-петербургского почтмейстера «Куранты» на французском языке брать, и, переводя, приличное к печати отсылать, и что он переводчик Вам объявил, что почтмейстер ему тех «французских курантов» несколько времени не присылал, и чтобы отсюда к нему почтмейстеру о присылке тех «Курантов» подтвердить, и понеже сие потребно учинить со основанием, чтобы и впредь всегда уже непременно уже непременно печатные «Куранты» в канцелярию Коллегии Иностранных Дел присланы были, дабы из оных, по указу его Царского Величества о всем приличном выписывая, к печати отсылать; того для по получении сего привозите в канцелярию Коллегии Иностранных Дел помянутого Санкт-Петербургского почтмейстера и объявите ему, чтобы он по вся почты в канцелярии Коллегии Иностранных Дел «Куранты» на французском и на немецком языках разных рук письменные и печатные присылал, чего бы для оные нарочно от корреспондентов своих выписал; а по происшествии года во что те «Куранты» ему ценою станут, подал счёт, по которому за оные надлежащие деньги из канцелярии заплачены ему будут, о чем к нему и отсюда писано; а меж тем, брав «куранты французские» велеть немедленно оные переводить Борису Волкову с прилежанием и смотреть, чтобы было исправно и отсылать к печати; ибо усмотрено в переводе его в реляции месяца июня, что он в пункте из Риму перевод Басилику (что именуется соборная церковь святого апостола Петра) вместо того домом судебным, Василиса наречённым, которое напоминание только для известия при сём учинено».
Переводчик приказа Борис Иванович Волков сначала (в 1719 г.) очень робко приписывает свой совет о порядке печатания номеров, но с каждым годом его голос раздаётся сильнее, требования становятся решительнее и видна большая самостоятельность. 24-го декабря 1719 года он пишет: «всякую ведомость лучше печатать порознь нежели две или три вместе, а в прочем как вам велено так и извольте делать.
Мы вам в том не имеем права указывать»... Но уже в начале следующего года он выражает своё недовольство типографии: «Извольте приказать печатать № 64 и 65 вместе, а не порознь; и не вычёркивайте из них ничего, как то сделано в ведомости 10-ой. Сначала выпущено слово: только: без которого склад стал быть бестолковый; и знать потому что чернит неуч; и складу не разумеет»; или в другом месте он приписывает – «впредь не извольте в наших ведомостях слов переменять, как вы чините».
Типография не слушала его советов и замечаний, но он не унимается и делает замечания все чаще и чаще. «Понеже во многих Курантах явился в печати не против моих черных, разные прибавки и убавки, по случаю которых и шум и осуждение было, еже не в честь ни вам ни нам: того ради извольте всякую напечатанную ведомость самую первую ко мне присылать, а уже отдавать в публику после моего прочтения: и так, кто впредь как-либо проступятся, тот по своему жребию и осудится, а без вины виноватым не быть».
Постепенно отвоёванное положение Волкова с переходом временно Ведомостей в Москву (в 1722-23 гг.) падает опять; но он и здесь не покидает воинствующего отношения к печатному двору; его голос и здесь громко раздаётся за самостоятельность коллегии и целость посылаемых им ведомостей. «Ежели что возмнится вам невразумительно быть, то извольте Господа корректоры приказать со мною справляться, а сами не извольте ни чернить ни прибавлять, о чем уже присмотрено в первых ведомостях, а в СПб. за то великие шумы были с штатс контор Коллегией и с нашей».
Когда Аврамова сменил архимандрит Бужинский, назначенный протектором всех типографий, то он оставляет рукописи Волкова совершенно нетронутыми и печатает их целиком без всяких поправок или изменений. Мы встречаем лишь его надписи, сделанные южно-русской скорописью: печатать обыкновенно (год и число).
В это время ведомости поступали в типографию непосредственно от самого Бужинского; это видно из отметок на рукописях (получено от отца протектора, год и число). Правда, Волков сам прибегает к авторитету Бужинского. Он пишет: «Господина секретаря Михаила Марсочникова прошу о отпуске ко мне таковых печатных ведомостей с 5-го июля, о чем Его священное изящество (sic) протектор типографии давно изволил приказывать дьяку И. М. Гаментову по письменному моему прошению», или в другом месте:
«Господа наборщики извольте сегодня всеконечно набрать все cие от слова до слова в самой скорости, чтобы к утру к делу было готово. Cиe пишу вам по приказанию его преподобия Господина отца Архимандрита». Однако из этих надписей никак нельзя заключить, что Бужинский редактировал Ведомости, в них скорее проглядывает только его власть распорядителя, как протектора типографии, в которой печаталась газета.
Характерны случаи, когда Волков обращается к Бужинскому. Он не обращается к нему за какими-нибудь разъяснениями редакционного характера, а лишь тогда, когда ему нужно, например, поскорее напечатать номер газеты или получить вышедшие номера, если типография задерживала высылкой.
Характерны случаи, когда Волков обращается к Бужинскому. Он не обращается к нему за какими-нибудь разъяснениями редакционного характера, а лишь тогда, когда ему нужно, например, поскорее напечатать номер газеты или получить вышедшие номера, если типография задерживала высылкой.
Словом Волков является полновластным распорядителем иностранного (переводного) отдела первой нашей газеты. А так как за 1722-23 годы и позже номера состояли почти из одних переводов, то Волкова можно считать фактическим редактором Ведомостей не только многих номеров, но и нескольких лет издания.
Несомненно, и современники считали его таковым, судя по тому, что именно к нему адресовались запросы о выходе газеты и все неудовольствия на различные оплошности. «Паки ко мне присылка была, пишет он, из коллегии с таким вопросом для чего медленно сии ведомости печатают и чего ради не продают их. На то ответствовал, что косно их печатают для того, что есть де много иных дел, а продают их не в лавке, но в приказе (чего не надлежало было чинить, но продавать было из лавки) но сие не в моей вине».
«Прошу меня уведомить через писульку о причине, которая мешает сии ведомости печатать, а мне они уже тоску нагнали непрестанными вопросами для чего ведомости не печатают, а что говорю что за недосугом и то в дело не ставят но вменяют в презрении и пренебрежении».
«Прошу меня уведомить через писульку о причине, которая мешает сии ведомости печатать, а мне они уже тоску нагнали непрестанными вопросами для чего ведомости не печатают, а что говорю что за недосугом и то в дело не ставят но вменяют в презрении и пренебрежении».
«О таковых печатных ведомостях частенько спрашивают, а иногда и из дворца для чего гораздо поздно они являются в выходе из печати. Сие известие вам почтенные господа корректоры».
Из подобных приписок ясно, что Волкова считали ответственным лицом, от которого зависело издание газеты. Но недолго суждено было Волкову воевать свою самостоятельность. Типография не могла видеть и хладнокровно переносить возвышение Волкова. Она всячески старается под него подкопаться; всякий промах ставится ему в вину и подаёт повод к жалобам.
Из подобных приписок ясно, что Волкова считали ответственным лицом, от которого зависело издание газеты. Но недолго суждено было Волкову воевать свою самостоятельность. Типография не могла видеть и хладнокровно переносить возвышение Волкова. Она всячески старается под него подкопаться; всякий промах ставится ему в вину и подаёт повод к жалобам.
«Извествую Вашей милости, пишет Волков, что я стражду некими злыми болезнями, и для того насилу могу переводить сии куранты; может напомнить что с моей стороны всегда я типографии довольствовал, а она не печатала иногда месяца 3-4. Сего ради не надлежит на человека напрасно находить жалобами».
По-видимому, эти напрасные в действительности жалобы однако взяли верх, и положение Волкова с 1725 года пошатнулось. С этого времени мы видим, что известия печатаются не все сплошь, как раньше, а лишь те, которые в рукописи отмечены крестиком; с этого времени опять начинается редакторская работа типографии, и Волков пишет: «Ежели кому понравится который номер отставить, и о том извольте меня уведомить, чтобы я знал как вести течение и следство ведомостей, ибо если отставят например: Суд дука-де риппиреда, а кончину его отдадут в публику и то было бы absurditus etc. etc. (?)».
К этому же времени относятся и другие подобные приписки, но уже менее спокойного характера. «Указывать вам не моё дело, - пишет он, очевидно на замечание типографии о том, что он не имеет права им указывать, - только долженствую вас уведомить, что № 52-ой напечатан не справно, и против доброго рассуждения».
К этому же времени относятся и другие подобные приписки, но уже менее спокойного характера. «Указывать вам не моё дело, - пишет он, очевидно на замечание типографии о том, что он не имеет права им указывать, - только долженствую вас уведомить, что № 52-ой напечатан не справно, и против доброго рассуждения».
Ещё печальнее положение Волкова становится после смерти Петра. Престарелый редактор замирающей газеты впадает в полное отчаяние. «Конфирмую вам господам, пишет он, что важного, досадного, сомнительного, негодного, переводить я опасен: и прямо сказать не смею. И так извольте ждать только курьёзного да знатного недосадительного, время настоящее мутно, трудно, хлопотливо и ненадёжно: Вновь объявлю.
Что с полуапреля сего 1726 года газеты получаются не по вся почты, но вдруг пуками, и для той ведомости всегда будут к вам доходить зачисленные, однако печатать их можно так, как возможно было печатать. Cии газеты по целой книжке: скопив почти по 20-ти здесь: а в Москве почти по 50-ти. Так чередуются распоряжения Волкова с приписками, видимо, раздражённого и оскорблённого человека.
В них видно, что Волкова не только не оценили за двадцатилетнюю службу, но даже предпочли другому. Это обстоятельство, конечно, не могло не оскорбить Волкова, и он, посылая перевод Ведомостей, приписывает: «а больше может переводить тот, кто переводил №8, он знатно течение дел ведает» и проч. «А в чем я погрешу в том да благоволите поправить есмь бо человек и не был я на третьем небе яко О. Павел…»
Такова трудящаяся и многострадальная фигура Волкова, такова его редакторская деятельность для первой русской газеты.
Такова трудящаяся и многострадальная фигура Волкова, такова его редакторская деятельность для первой русской газеты.
Условия, при которых она протекала, весьма характерны для того времени. С одной стороны непорядки и запаздывание в выпуске номеров взыскиваются с Волкова, с другой же стороны он не имеет никакой власти, ни определённого положения к изданию газеты. Последняя проходит много инстанций, зависит от целого ряда учреждений, но ни одно из них не чувствует себя хозяином дела, сколько-нибудь компетентным и самостоятельным.
Словом издание Ведомостей характеризуется спутанностью, чрезмерной сложностью и полною неопределённостью. Ни одно учреждение, ни одно лицо, причастное к изданию, не знало вполне своих прав и обязанностей, никто не чувствовал на себе ответственности и никто не желал нести её. Отсюда полнейшая случайность в участи первой русской газеты.
Находила она таких исполнителей воли Петра, как Поликарпов, Аврамов и особенно Волков, и она влачила своё существование. Не будь их и постоянных понуканий и запросов самого Петра, она едва ли бы просуществовала до появления академической газеты. Такова её участь до самой смерти «по естеству».
Мы выше поставили вопрос, кто был редактором Ведомостей, и там же отметили, как трудно ответить на него в окончательной форме; но несомненно перед нами три видные личности – Поликарпов, Аврамов и Волков. Деятельность каждого из них очерчена выше.
4.
Не менее интересен и важен для нас вопрос, насколько были распространены Ведомости времени Петра и насколько они имели влияние на современников. Хотя мы не имеем положительно ни одного свидетельства современников или указания о влиянии и значении Ведомостей для общества, но мы располагаем достаточным материалом, более или менее близко подходящим к интересующему нас вопросу, чтобы на него ответить.
Мы выше поставили вопрос, кто был редактором Ведомостей, и там же отметили, как трудно ответить на него в окончательной форме; но несомненно перед нами три видные личности – Поликарпов, Аврамов и Волков. Деятельность каждого из них очерчена выше.
4.
Не менее интересен и важен для нас вопрос, насколько были распространены Ведомости времени Петра и насколько они имели влияние на современников. Хотя мы не имеем положительно ни одного свидетельства современников или указания о влиянии и значении Ведомостей для общества, но мы располагаем достаточным материалом, более или менее близко подходящим к интересующему нас вопросу, чтобы на него ответить.
Так мы почти с точностью можем знать, сколько номеров вышло за каждый год издания Ведомостей; то же самое можем сказать о количестве экземпляров, в каком печатались, продавались и «безденежно» раздавались номера; наконец, мы можем знать затруднения, которые встречались в издательстве газеты и учесть их влияние на успешность выхода Ведомостей в свет. Все эти данный помогут нам ответить на этот весьма важный и интересный вопрос в истории нашей первой газеты.
В первый год издания всего номеров выпущено 39. То же число удержалось и в следующем 1704 году, но уже в 1705 году оно возросло до сорока шести. Однако эти цифры получались совершенно случайно, так как выпуск номеров не был приурочен к какому-нибудь сроку, не имел определённого времени.
В первый год издания всего номеров выпущено 39. То же число удержалось и в следующем 1704 году, но уже в 1705 году оно возросло до сорока шести. Однако эти цифры получались совершенно случайно, так как выпуск номеров не был приурочен к какому-нибудь сроку, не имел определённого времени.
Поэтому уже в 1706 году номеров было выпущено лишь 28, и с течением времени это число все уменьшалось и уменьшалось, пока, наконец в 1717 году не дошло до трёх номеров, а в следующем вышел всего один номер.
Не удивительно, что Пётр при подобном положении дела желал издавать газету для русских за границей. В собственноручном письме к князю Куракину 31-го декабря 1713 года он пишет: «Также (хотя повремени), чтобы куранты печатные на русском языке присылать, и о том поговори с друкарями, за какое число денег на каждый год они могут сие учинить, о том отпиши».
Не удивительно, что Пётр при подобном положении дела желал издавать газету для русских за границей. В собственноручном письме к князю Куракину 31-го декабря 1713 года он пишет: «Также (хотя повремени), чтобы куранты печатные на русском языке присылать, и о том поговори с друкарями, за какое число денег на каждый год они могут сие учинить, о том отпиши».
Неправдоподобный сам по себе, этот факт легко объясняется сказанным выше. Царь видел, что дело его не клеится и не подвигается, а между прочим он знал силу печати. Почему-то указанный проект не состоялся, и Пётр принимает другие меры, про которые Волков пишет, что «великие шумы были» и «суд и осуждениe». Одной из таких мер был, приведённый выше, указ от 23-го июля 1719 года.
Он несомненно имел огромное влияние на участь газеты. До указа в этом году выпущено всего лишь два номера (№ 1 - 31-го мая и № 2 - 1 июля), а после указа 38 до конца года. Эти цифры говорят сами за себя. В 1720 году было выпущено ещё больше номеров, а именно 70. В следующем году коллегия иностранных дел послала много материала для газеты, но типография его не печатала, так что Волков даже предлагал бросить все дело.
«Уведомьте меня, пишет он в типографию - присылать ли к вам такие потребные ведомости, или прекратить за сим я остановлюсь здесь, о сем извольте доложить и меня уведомить, а мне кажется, пора сие дело оставить».
Однако предложение Волкова не встретило сочувствия, и Ведомости продолжали издаваться. Правда, печатание их было переведено в Московскую типографию, которая выпустила в 1722 г. 44 номера. Но уже в следующем году Ведомости опять печатаются в Петербурге, и здесь дело пошло опять хуже и хуже, так что в 1727 году не было выпущено ни одного номера, хотя текст и был приготовлен для нескольких номеров; но материал их несколько раз перевёрстывался, изменялся и в результате не получил окончательной редакции и не вышел.
Однако предложение Волкова не встретило сочувствия, и Ведомости продолжали издаваться. Правда, печатание их было переведено в Московскую типографию, которая выпустила в 1722 г. 44 номера. Но уже в следующем году Ведомости опять печатаются в Петербурге, и здесь дело пошло опять хуже и хуже, так что в 1727 году не было выпущено ни одного номера, хотя текст и был приготовлен для нескольких номеров; но материал их несколько раз перевёрстывался, изменялся и в результате не получил окончательной редакции и не вышел.
Такое печальное положение нашей первой газеты объясняется отсутствуем настоящей организации и опытности. Во всём видна случайность, косность и канцелярщина. Самый пустой вопрос восходил до самых высших инстанций и очень часто до царя, и в силу этого тормозил дело.
Волков постоянно завален исполнением самых неотложных и посторонних дел; занятие его переводами для Ведомостей считается неважным, побочным; а между тем ему постоянно приходится иметь столкновения из-за них самого неприятного характера. Он пишет: «ещё у меня осталось несколько номеров, да и в получении не явилось ещё нескольких же номеров, а между тем почта приходит дважды в неделю.
Волков постоянно завален исполнением самых неотложных и посторонних дел; занятие его переводами для Ведомостей считается неважным, побочным; а между тем ему постоянно приходится иметь столкновения из-за них самого неприятного характера. Он пишет: «ещё у меня осталось несколько номеров, да и в получении не явилось ещё нескольких же номеров, а между тем почта приходит дважды в неделю.
И ежели в такое время случатся ещё письма для перевода, то вам не видать будет несколько времени ни зачисленных (прошлых) ни новейших газет, от которых мне лишняя напрасная скорбь и печаль, а я и без того в гроб смотрю. Я чаю вы признаете, что весело тому здоровому человеку, который награждён, а печально тому скорбному, который забыт служа больше 20-ти лет».
В другом месте он пишет, что и переписывать Ведомости некому и ему самому уже приходится «намарать корявым письмом», и он не знает, как быть ему впредь, и «понеже видно что хотят так дабы все делалось само собою: а крику бы не было: там же наименьше гнева, от которого и риторы буи бывают».
Постоянно слышатся жалобы Волкова на запаздывание почты. Газеты постоянно запаздывают или не приходят совсем. Он уже советуете типографии «так печатать, чтобы всегда одна новая ведомость в запасе была.
Но более всего тормозила дело сама типография. Её не успешность и затяжка в печатании Ведомостей сильно влияли на упадок газеты. Она даже «изволит гневаться» за частую присылку номеров. «Не извольте гневаться, просит Волков типографию, что много я к вам ведомостей наслал, я имею на то указ да к тому же исправляю свою должность, как и вы. Только, кажется что пора отдавать ведомости в народ».
Но более всего тормозила дело сама типография. Её не успешность и затяжка в печатании Ведомостей сильно влияли на упадок газеты. Она даже «изволит гневаться» за частую присылку номеров. «Не извольте гневаться, просит Волков типографию, что много я к вам ведомостей наслал, я имею на то указ да к тому же исправляю свою должность, как и вы. Только, кажется что пора отдавать ведомости в народ».
Из приписок переводчика видно, как много скапливалось в типографии номеров и как долго она не печатала их. «Теперь у вашей милости, пишет он, Ведомостей сего года 1724 номеров одиннадцать. Сего часа пришёл № 12, а завтра придёт № 13, а прошлогодние номера ещё не все из печати вышли, а на меня гневаться не извольте, ибо принуждён посылать, а дел у меня и кроме Ведомостей много бывает».
Такого рода запаздывание Ведомостей, конечно, лишало их интереса и новизны, т. е. существенных черт газеты. В данном случае необыкновенно остроумно замечание того же неутомимого Волкова: «Сие пишется токмо для истории и мнится что 5 или 6 или больше Ведомостей в одной печати не поправятся и не почтутся за новости, но за какой-либо меморий ради историков.
Такого рода запаздывание Ведомостей, конечно, лишало их интереса и новизны, т. е. существенных черт газеты. В данном случае необыкновенно остроумно замечание того же неутомимого Волкова: «Сие пишется токмо для истории и мнится что 5 или 6 или больше Ведомостей в одной печати не поправятся и не почтутся за новости, но за какой-либо меморий ради историков.
Впрочем подвергается сие в рассуждение сведущих настоящие конъюнктуры». Однако такая печальная участь не останавливает Волкова, напротив он усиленно хлопочет, чтобы и старые Ведомости были напечатаны. Интересны мотивы по которым он желает выпуска газеты. «Сим ещё напоминаю, что понеже наши авизии почитаются за краткую историю и печатанию предаются для народной пользы и подноса высочайшим лицам.
Того ради, конечно, надобно всем прошлогодним Ведомостям из печати выходить немедля, хотя уже задними числами или задним числом; ибо есть в них много курьёзного и надобного, да к тому же надобно им на свет выйти для порядку и следства в них.
Как например, если выйдет из тиснения что сейм польский вершился, а середины и начала не видели, то было бы буйство и опасно: или если впредь в Ведомостях упомяните о большой рыбе, о великом и прожорливом человеке, о великой буре в Португалии и проч., а всего того в печати не видно было, то было бы вина, не досмотрели, стыд и конфузии и почти пресечение в Ведомостях: и так не надлежит мешать вышеупомянутые Ведомости печатать».
Кроме этих общих соображений, Волков выставляете мотивом скорейшего печатания номеров интерес, с которым сам царь относится к Ведомостям. «А по всему дознавать что есть некие письма из походу о сих Ведомостях и того ради советую вашей милости печатать их неотложно, и сей совет да не извольте принять за зло. Чаю впредь его напомянете, и увидите каковы сии куранты нравны его Императорскому Величеству, который сам соизволить их прочитывать и по-годно собирать яко все курьёзный в литературе монарх».
Но как бы Волков ни быль предан Ведомостям, препятствий и затруднений было столько, что он приходить в уныние и теряет всякую охоту заниматься. Теперь он хлопочет о том, чтобы как-нибудь избежать гнева и сбыть работу «с юстицией», теперь и он говорит, что «через мочь и конь нести не может, а человеку и подавно можно утомиться и остыть, «коли 20 лет без благодарения работает». Мало того, отчаяние Волкова доходит до такой степени, что он начинает сомневаться, нужны ли Ведомости и не пора ли прекратить их издание.
Кроме этих общих соображений, Волков выставляете мотивом скорейшего печатания номеров интерес, с которым сам царь относится к Ведомостям. «А по всему дознавать что есть некие письма из походу о сих Ведомостях и того ради советую вашей милости печатать их неотложно, и сей совет да не извольте принять за зло. Чаю впредь его напомянете, и увидите каковы сии куранты нравны его Императорскому Величеству, который сам соизволить их прочитывать и по-годно собирать яко все курьёзный в литературе монарх».
Но как бы Волков ни быль предан Ведомостям, препятствий и затруднений было столько, что он приходить в уныние и теряет всякую охоту заниматься. Теперь он хлопочет о том, чтобы как-нибудь избежать гнева и сбыть работу «с юстицией», теперь и он говорит, что «через мочь и конь нести не может, а человеку и подавно можно утомиться и остыть, «коли 20 лет без благодарения работает». Мало того, отчаяние Волкова доходит до такой степени, что он начинает сомневаться, нужны ли Ведомости и не пора ли прекратить их издание.
Такое охлаждение Волкова к Ведомостям нельзя ставить ему в вину. Ведомости искусственно были вызваны к жизни, искусственно поддерживались велением и любовью царя. Едва ли можно требовать, чтобы Ведомости аккуратно выходили в свет, когда печатное дело, т. е. важнейшее оружие, без которого немыслима газета, стояло так низко. Стоит только мельком взглянуть на положение типографии, в которой печатались Ведомости, чтобы убедиться в этом.
Известный нам Бужинский доносит, например, что, хотя ему и поручено заведовать двумя типографами (в Москве и Петербурге), «однако они не представляют ему никаких отчётов, следуемых на содержание денег не выдаётся, и во всём оказывается скудость и, остановка; «а на меня, прибавляет протектор, есть нарекание, то в выдаче книг есть неисправа, а происходит они не в таком чистом печатании».
Результатом «не такого чистого печатания» было то, что, по словам Поликарпова, директора московской типографии, «купцы нынешних книг избегают и больше со стороны покупают прежние книги чисто печатные с наддачею, нежели новые марашки меньшею ценою». Из отчётов типографии видно, как быстро, действительно, падала выручка от продажи книг.
Известный нам Бужинский доносит, например, что, хотя ему и поручено заведовать двумя типографами (в Москве и Петербурге), «однако они не представляют ему никаких отчётов, следуемых на содержание денег не выдаётся, и во всём оказывается скудость и, остановка; «а на меня, прибавляет протектор, есть нарекание, то в выдаче книг есть неисправа, а происходит они не в таком чистом печатании».
Результатом «не такого чистого печатания» было то, что, по словам Поликарпова, директора московской типографии, «купцы нынешних книг избегают и больше со стороны покупают прежние книги чисто печатные с наддачею, нежели новые марашки меньшею ценою». Из отчётов типографии видно, как быстро, действительно, падала выручка от продажи книг.
Так в 1721 году было продано книг на 7.720 р. 9374 коп.; в 1722 г. - 5.891 р. 69 коп.; в 1723 г. - 3.108 р. 94 коп.; в 1724 г. - 2.057 р. 44 коп.; в 1725 г. - 3.210 p. 76 коп.; в 1726 г. - 1.878 р. 33 коп., т. е. за пять лет выручка уменьшилась почти в 5 раз. То же понижение выручки от продажи книг было и в петербургской типографии: в 1715 г. выручено там 820 р. 24 алт. 4 деньги; в 1716 г. —827 р. 21 алт.; в 1718, г.— 3.062 р. 25 алт. 4 д.; в 1719 г.— 2.814 р. 11 алт.; в 1720 г.— 2.494 р. 10 алт.; в 1721 г. —1.857 р. 25 алт.; в 1722 г. —618 р. 14 алт. 4 деньги.
Такое же расстройство было и в денежных делах петербургской типографии, как и московской. Протектор типографии, Бужинский доносит синоду в 1722 году следующее: «Санкт-Петербургской типографии мастеровые люди бьют челом о жалованье непрестанно, а дать нечего... и ежели вскоре денег ниоткуда в присылке не будет, в печатании книг конечно остановка будет, понеже оные мастеровые люди за скудостью и голодом хотят дела оставить, и того ради опасен в печатании книг остановки и гнева»...
В 1724 году «за неимуществом» в казне денег, выдано разным мастеровым в жалованье книгами (интересно, что в этом случае, мастеровые просили церковных книг московской и киевской типографий) на сумму 3603 p. и за поставку бумаги Евреинову 2000 руб.
Такое же расстройство было и в денежных делах петербургской типографии, как и московской. Протектор типографии, Бужинский доносит синоду в 1722 году следующее: «Санкт-Петербургской типографии мастеровые люди бьют челом о жалованье непрестанно, а дать нечего... и ежели вскоре денег ниоткуда в присылке не будет, в печатании книг конечно остановка будет, понеже оные мастеровые люди за скудостью и голодом хотят дела оставить, и того ради опасен в печатании книг остановки и гнева»...
В 1724 году «за неимуществом» в казне денег, выдано разным мастеровым в жалованье книгами (интересно, что в этом случае, мастеровые просили церковных книг московской и киевской типографий) на сумму 3603 p. и за поставку бумаги Евреинову 2000 руб.
Чтобы улучшить как-нибудь дело, Поликарпов в 1726 году вносит проект об уменьшении действий типографии; он полагает, что совершенно достаточно 4-х станков церковных и одного гражданского при 10 человеках у каждого станка, отчего, он ожидает и «чистоту в книжном деле и облегчение мастеровым». Едва ли можно только предположить, чтобы от проекта Поликарпова печатание могло пойти успешнее и быстрее, что особенно важно было для Ведомостей в виду их сильного запаздывания за последние 5 - 7 лет.
Замечательно то, что директор петербургской типографии Аврамов вносит контрпроект и, приведя историческую справку о типографиях, приписывает: «И того ради, по мнению моему оную типографию умалять и контору оставлять не надлежит», но наипаче, для государственной славы и общенародной пользы, распространять надобно»...
Как бы то ни было, но проект Поликарпова не коснулся Ведомостей, так как они через год после этого прекратили своё существование. Во всяком случае факт тот, что во время существования газеты типография влачила жалкое существование и год от году падала. И действительно мы видим, что для напечатания газеты не хватало даже шрифта. Тот же Поликарпов пишет: «сие набрать мелкого понеже крупных литер не достанет».
Как же встретило само общество появление Ведомостей, как оно к ним отнеслось, другими словами в скольких экземплярах расходилась русская газета, сколько она имела читателей? Каких-нибудь свидетельств или воспоминаний современников по этому вопросу мы не имеем, мы можем только судить по сухим цифрам, которые находим в архивах Синодальной библиотеки. Однако эти цифры, если не совсем, то достаточно открывают прошлое русского общества в русской печати.
Самое большое количество экземпляров, в котором когда-либо печатались Ведомости, было четыре тысячи; это был 10-ый номер за 1703 год, на корректурном листе которого читаем: «Сих Ведомостей делано 4000». Но это было число, больше которого никогда не достигали Ведомости. За первые годы их издания мы имеем немного цифр, которые не превышают двух тысяч, некоторые быстро спускаются в 1705 году до одной или двух сотен.
Как бы то ни было, но проект Поликарпова не коснулся Ведомостей, так как они через год после этого прекратили своё существование. Во всяком случае факт тот, что во время существования газеты типография влачила жалкое существование и год от году падала. И действительно мы видим, что для напечатания газеты не хватало даже шрифта. Тот же Поликарпов пишет: «сие набрать мелкого понеже крупных литер не достанет».
Как же встретило само общество появление Ведомостей, как оно к ним отнеслось, другими словами в скольких экземплярах расходилась русская газета, сколько она имела читателей? Каких-нибудь свидетельств или воспоминаний современников по этому вопросу мы не имеем, мы можем только судить по сухим цифрам, которые находим в архивах Синодальной библиотеки. Однако эти цифры, если не совсем, то достаточно открывают прошлое русского общества в русской печати.
Самое большое количество экземпляров, в котором когда-либо печатались Ведомости, было четыре тысячи; это был 10-ый номер за 1703 год, на корректурном листе которого читаем: «Сих Ведомостей делано 4000». Но это было число, больше которого никогда не достигали Ведомости. За первые годы их издания мы имеем немного цифр, которые не превышают двух тысяч, некоторые быстро спускаются в 1705 году до одной или двух сотен.
Позже это количество увеличивается, и до 1719 года газета эта печаталась в нескольких стах экземплярах. Но уже в 1721 году оно спустилось до нескольких десятков и в этой норме кончили своё существование Ведомости. Так №№ 30, 31, 32 и 33 - 1721 года печатались лишь по 50 экземпляров. В 1723 году № 2 делано 100 экземпляров, следующие номера по 70, а с № 9 - по 53 и с № 2 - 1724 года по 30 экземпляров.
Естественно, что цифры не могут быть одинаковы на протяжении почти четверти века, но странно, что эти цифры не только не возрастают, но неуклонно и быстро падают. Этот факт красноречиво говорит, что газета не встретила сочувствия у читателя, не пользовалась его расположением и не сумела привлечь его внимания. Ведь те же цифры нам показывают, что долгое время читателей было довольно много.
Естественно, что цифры не могут быть одинаковы на протяжении почти четверти века, но странно, что эти цифры не только не возрастают, но неуклонно и быстро падают. Этот факт красноречиво говорит, что газета не встретила сочувствия у читателя, не пользовалась его расположением и не сумела привлечь его внимания. Ведь те же цифры нам показывают, что долгое время читателей было довольно много.
В 1708 году № 13, например, раскуплен в 680 экземплярах, при цене в 2 деньги за номер, а всего за этот год было продано 3812 номеров, кроме розданных «безденежно» (1508 номеров), что составлять в среднем 254 экземпляра на каждый номер. Нельзя сказать, чтобы цифра была маленькой. А в следующем году было продано ещё больше - 5050 экземпляров, т. е. 420 экземпляров каждого номера.
Третий номер 1711 года, например, печатался несколько раз, так как быстро раскупался. Его напечатали 500 экземпляров «библейским» шрифтом и 100 – «белорусским», но последних не хватило и было отпущено для печати его 25 листов бумаги (приблизительно на 100 экз.). Позже и то, и другое издание перепечатывалось ещё по 200 экземпляров каждого шрифта. Но уже в 1712 году замечается сильное понижение спроса на газету; только два номера разошлись в количестве, превышающем одну сотню, а все остальные имели несколько десятков проданных, и № 4 был продан в количестве всего трёх экземпляров.
Всего же за этот год, не считая первого номера, продано 719 экземпляров, что в среднем составит 79 на каждый номер. Это понижение очень сильное, чтобы его можно было не заметить. И это понижение продолжается все время. Случается, что некоторые номера почему-либо расходились и в большом количестве, но тенденция к понижению сохранялась неизменно, и с течением времени остаток все болеe и более возрастал.
Так в описях бумаг и книг петровских изданий, употреблённых на обёртки в XVIII веке, находятся: 11 тысяч Ведомостей разных годов и между ними 3462 экз. юрнала о взятии Нотенбурга, Ведомостей же за 1722 и 1723 года - 2498 и 1453 экземпляров. Эти цифры очень красноречивы. Они будут ещё значительнее, если мы припомним, что типография сама стала печатать по 50 и по 30 экземпляров!».
Чтобы объяснить этот факт, нам пришлось бы повторить все сказанное выше, что Ведомости в конце концов стали походить, по меткому выражению Волкова, на «какие либо мемории ради гисториков, но никак не могли «почитаться за новость». Действительно, мало нового было в номерах, выходивших через 3 - 5 месяцев или через полгода после совершившегося события.
Чтобы объяснить этот факт, нам пришлось бы повторить все сказанное выше, что Ведомости в конце концов стали походить, по меткому выражению Волкова, на «какие либо мемории ради гисториков, но никак не могли «почитаться за новость». Действительно, мало нового было в номерах, выходивших через 3 - 5 месяцев или через полгода после совершившегося события.
Описание новогоднего торжества при дворе в июне месяце составляло в буквальном смысле скорее «меморию для гисториков», нежели интерес для обывателей. Конечно, при оценке этого интереса мы не должны его слишком преувеличивать.
В данном случае нам придётся сильно разочароваться. Потребность к чтению в русском обществе начала XVIII века была слабо развита; обыватель «московской земли» ещё не создал себе привычки к чтению, он мало интересовался политикой и был совершенно к ней не подготовлен. Без этого и без самого необходимого - без грамотности и какого-либо просвещения, газета прямо рисковала остаться без читателя. К этому присоединялись все недостатки, про которые мы уже говорили, и все это, взятое вместе, могло способствовать лишь умиранию, а не развитию газеты.
Что и случилось.
5.
Газету издавало само правительство своими средствами и для своих целей; поэтому Ведомости не имели препятствий цензурного характера. Да в то время цензуры, как особого учреждения и не было. Не было не потому, что дух правительства был очень либерален, а просто потому, что её некуда было применять. Общественной инициативы совершенно не было; издание книг, указов, листков и газеты - все находилось в руках правительства.
Что и случилось.
5.
Газету издавало само правительство своими средствами и для своих целей; поэтому Ведомости не имели препятствий цензурного характера. Да в то время цензуры, как особого учреждения и не было. Не было не потому, что дух правительства был очень либерален, а просто потому, что её некуда было применять. Общественной инициативы совершенно не было; издание книг, указов, листков и газеты - все находилось в руках правительства.
Это, конечно, ещё не избавляло издателей от тщательного разбора печатного материала именно с цензурной стороны. Такой оценке подвергались больше всего известия, касающихся международных отношений и военных событий, особенно последние. Если правительство стремилось всегда выставлять слабость нашего противника и значение одержанных нами побед, то ещё больше оно старалось затушевать или совсем скрыть проигранные сражения и неудачи наших войск.
Против таких известий всегда можно найти пометку вроде следующей: «сей статьи меж скобок в народ не пускать», или, например: «Ген. Крошорт и с одним подъездом счастливый бой имел против Москвы, и на переправе одной королевской Сисербек наречённой сильного войска Московского побил или «против русской ведомости напечатано, будто адмирал Нуммерс 10 русских ладей разорил, и торговый корабль взял, в нем же было мушкетов, пороху, и иных товаров и хотел к Шлосбургу плыть - тщательно вычёркивались.
Против таких известий всегда можно найти пометку вроде следующей: «сей статьи меж скобок в народ не пускать», или, например: «Ген. Крошорт и с одним подъездом счастливый бой имел против Москвы, и на переправе одной королевской Сисербек наречённой сильного войска Московского побил или «против русской ведомости напечатано, будто адмирал Нуммерс 10 русских ладей разорил, и торговый корабль взял, в нем же было мушкетов, пороху, и иных товаров и хотел к Шлосбургу плыть - тщательно вычёркивались.
Известие из Львова, об отнятии сана у князя волошского и молдавского за переписку с Москвой зачёркнуто и даже заклеено кусочком бумаги. Даже реляции о неудачах русских составлялись так, чтобы по возможности скрыть неблагоприятное впечатление, которое заключалось в известии. В данном случае очень интересна «реляция о поведении бывшем в армии Его царского Величества 30 мая 1711 года и о бое с турками, и о постановлены вечного мира», т. е. о неудачном Прусском походе Петра.
Реляция эта, по-видимому, написана с той целью, чтобы устранить неблагоприятные для правительства толки, неминуемо бывшие по получении известия о понесённых нами потерях. В этих видах, реляция сначала говорить о передвижении русских войск с 23-го мая; под 7 мая июля возвещается, что неприятель «разрезал коммуникацию между главною армией и генералом Реном; что 9-го и 10-го числа были сражения, в которых турки проиграли, и тогда уже воинский совет положил предложить туркам мир, который и был заключён 12-го июля.
После этого помещено известие о взятии Бранлова генералом Реном, что вероятно, сделано с расчётом успокоить несколько национальное самолюбие. Вся реляция потом перешла в журнал Петра Великого, но изменённая; это любопытно в том отношении, что все скрытое в Ведомостях объясняется с большою подробностью в журнале, откуда можно судить, почему русские, по-видимому, одержавшие победы, первые сильно хлопотали о мире.
Переписку и запросы цензурного характера мы видим и по вопросам внутренней политики. Среди них мы не можем не упомянуть о запросе, сделанном печатным двором, можно ли напечатать известие, «что царское Величество католикам вольное употребление веры в своей (русской) земле позволили». Конечно, такого позволения не было, и печатать это известие было запрещено. Пётр Великий умер.
Переписку и запросы цензурного характера мы видим и по вопросам внутренней политики. Среди них мы не можем не упомянуть о запросе, сделанном печатным двором, можно ли напечатать известие, «что царское Величество католикам вольное употребление веры в своей (русской) земле позволили». Конечно, такого позволения не было, и печатать это известие было запрещено. Пётр Великий умер.
Не умерло его дело преобразования России, но оно должно было замереть, так как многие ещё стремились к старому. Указ от 4-го октября 1727 года Санкт-Петербургскую типографию отдал в ведение Академии Наук, и вместе с этим скончалась первая русская газета; ей на смену явилась новая газета, издаваемая Академией Наук - Санкт-Петербургские Ведомости.
Переходя к описанию этой второй русской газеты за первую четверть века её существования, мы подведём здесь итог нашего ознакомления с первыми Ведомостями времени Петра. Из приведённого выше несомненно то, что Ведомости возникли не в силу потребности в них общества, а по воле великого преобразователя, который был первым русским публицистом и редактором русской газеты; держались Ведомости тоже лишь волею и силою царского указа.
Переходя к описанию этой второй русской газеты за первую четверть века её существования, мы подведём здесь итог нашего ознакомления с первыми Ведомостями времени Петра. Из приведённого выше несомненно то, что Ведомости возникли не в силу потребности в них общества, а по воле великого преобразователя, который был первым русским публицистом и редактором русской газеты; держались Ведомости тоже лишь волею и силою царского указа.
Уменьшение числа экземпляров Ведомостей, стремление наполнить их юмористическим материалом и «лёгким чтением», потребность в сообщении самых элементарных сведений – всё это обнаруживает крайнюю некультурность и невежественность русских начала XVIII в., отсутствие у них политических и умственных интересов.
С другой стороны, зависимость издания Ведомостей от нескольких учреждений, из которых каждое старалось избавиться от них, отсутствие какой-либо правильной организации дела, создают медлительность и неаккуратность выхода в свет номеров до такой степени, что к ним пропадал всякий интерес и потребность.
Эти условия пагубно отражались на росте газеты и были причиною того печального факта, что первая русская, газета не оставила о себе никаких следов ни в литературе, ни в общественном сознании русского общества. Ведомости времени Петра Великого не нашли себе читателя и заживо умирали…
Продолжение следует...
Журнал министерства народного просвещения, часть XVII (сентябрь 1908 г.)
Продолжение следует...
Журнал министерства народного просвещения, часть XVII (сентябрь 1908 г.)
