Избранные места из дневника Н. П. Литвинова

помощника воспитателя великих князей Александра Александровича (18 лет) и Владимира Александровича (16 лет).


1863 г., 28 ноября
… Александр Александрович (будущий император Александр III) был у наследника (Николай Александрович (20 лет), старший брат Александра III), у которого, кажется, новый нарыв, и он почти не ходит.

1864 г., 9 апреля
…Потом поехали с Владимиром Александровичем (великий князь, брат в.к. Н.А. и А.А.) в jeu de paume (жё-де-пом (фр. jeu de paume от jeu "игра" + paume "ладонь") - старинная игра c мячом, прообраз тенниса, в которой мяч перебивался через сетку или верёвку ракетками (первоначально руками, затем битами), где застали уже давно игравшего Александра Александровича, так как Николай Александрович болен...

10 апреля
…Александр Александрович был у наследника, который все еще страдает флюсом, и Александр Александрович, оставшись у него с государем, гулять не пошел...

14 апреля
...Александр Александрович сидел до 11-30 часов у Николая Александровича, у которого был князь Мещерский (издатель Гражданина). Последний терпел почему-то насмешки от Александра Александровича. Я удивился этому и спросил Александра Александровича, что это ему вздумалось приставать; он пренаивно ответил, что так Никс (домашнее имя в.к. Николая Александровича) делает. Вот уж ни на шаг от авторитета!

16 апреля
...После обеда все великие князья собрались у Николая Александровича; там были Николай Максимилианович и Евгений Максимилианович (сыновья великой княгини Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского). Разговор принял было игривый оттенок, но, к счастью, Николай Александрович остановил его, напомнив о принятии Св. Тайн...

9 мая
...Были у Николая Александровича, у которого, от напряжения мускула в спине, были спазмы, стягивание мышц живота, и он страдал...

18 июня
...В 10-30 час. собрались в церковь, где отслужили напутственный молебен по случаю отъезда наследника. Тотчас после обеда, несмотря на протесты Николая Александровича, великие князья надели парадную форму, и мы все, путешественники и провожавшие, поехали на станцию железной дороги, где простились с Николаем Александровичем и с отъезжавшими.
Александр Александрович теперь остался один! Дай Бог, чтобы лишением брата, к которому он так привязался... чтобы лучшего его друга не заменили ложные или вредные друзья!

22 августа
Государь с великими князьями Александром Александровичем и Владимиром Александровичем поехал в Дармштадт, где была императрица с младшими великими князьями.

16 сентября, среда (в Дармштадте)
...К 8 часам мы были приглашены в собрание к императрице. Так как на другой день предполагали ехать, то мы думали проститься с государем и императрицей, что, в самом деле, и сделали; но только что вышли из комнаты, как государь позвал Бориса Алексеевича (граф Перовский, воспитатель великих князей) и объявил ему, что получена депеша от Николая Александровича, из которой явствовало, что он сделал предложение принцессе Дагмар и что шлет молодого Барятинского с дальнейшими подробностями. Разумеется, при этом выставлено было на вид, что Александру Александровичу нельзя ехать, не повидав Барятинского, и наш отъезд отложен был на неопределенное время.

Письмо покойного наследника Николая Александровича из Флоренции к Н. П. Литвинову
22 ноября (4 декабря) 1864 г., воскресенье

Любезный Николай Павлович!
Так как я с детства держусь правила - лучше поздно, чем никогда, то позвольте мне поблагодарить Вас от души за поздравительное письмо Ваше. Радостно отзывались во мне искренние приветы с родины, я верю, что они приносят счастье.
Хорошие я пережил минуты и искренно благодарю Бога, что нашел то, чего так желал, о чем так долго мечтал: любить и быть любиму. Лишь бы по плечу пришлось счастье!

Давно я не имею известий из родного гнезда и решительно не знаю, что у Вас делается. Хоть бы Вы заставили братьев писать мне изредка. Я и не надеюсь на Владимира и Алексея, но больно, что Саша мне не пишет. Очень люблю ему писать и писал ему довольно в последнее время, но он молчит и отбивает этим охоту к переписке. Неужели это лень? Пожалуйста, скажите ему это; он ведь знает теперь куда посылать письма.

Про мое путешествие немного могу рассказать любопытного. Мы попали в Италии в самое неблагоприятное время года; в Венеции застали дожди и холод, и должны были отказаться от поездки на озера, одно из лучших мест всей Италии. Милан и Турин осмотрели мы только слегка, Геную видел я лишь вскользь. В Парму и Болонью мы совсем не попали, благодаря порче железных дорог. Наконец, я приехал во Флоренцию как нарочно, чтобы снова схватить сильный lumbago, который меня держит взаперти более недели. Несносно, до сих пор почти ничего и не видел здесь. Но, что всего досаднее, это то, что мы не можем ехать в Рим, куда меня, да и всех нас, давно тянуло. Стоит ехать в Италию и не видеть Рима. Итак, Вы не удивитесь, если я скажу Вам, что скучаю и с охотою вернулся бы в Россию на зиму. Хочется домой, и это чувство, я думаю, весьма понятно. Мысль так долго оставаться заграницей мне просто неприятна. Тянет на родину, но, даст Бог, вернусь к Вам и не один, а с будущею женою, которую прошу любить и жаловать.

До свидания, любезный Николай Павлович, крепко жму Вам руку.
Кланяюсь Г. Т. (Георгий Тимофеевич Бок, помощник, воспитателя великих князей), К. Н. (Константин Николаевич Посьет), Ив. Вас. (Иван Васильевич Рождественский) и Ал. Ив. (Александр Иванович Чевилев (профессор)).
Не забывайте любящего Вас.
Николай 

1865 г. 2 апреля, пятница
...Мы удивлены были прибытием графа Бориса Алексеевича (Перовского); за ним послал государь, чтобы объявить ему новость, которая производит сильное расстройство в нашем быту: в воскресенье, на Святой, Александр Александрович едет с графом Борисом Алексеевичем в Ниццу к Николаю Александровичу. Александр Александрович, конечно, очень рад; нельзя также не радоваться за наследника, которому это будет очень приятно.

5 апреля, понедельник
В. К. Владимир Александрович обедал сегодня с государем у великой княгини Елены Павловны. Я поехал за ним в 6-30 часов, и уже застал его на подъезде в ожидании меня. Меня удивило то, что он так рано был готов, тогда как у Елены Павловны засиживались обыкновенно довольно долго; но мое удивление обратилось в испуг, когда я увидел, что на Владимире Александровиче, как говорится, лица не было.

Он встретил меня словами: какую телеграмму мы только что получили: Никс (наследник Николай Александрович) опасно заболел воспалением в мозгу (туберкулезный менингит), и неизвестно, приведет ли еще Бог застать его в живых. Завтра в 11 часов утра мы едем в Ниццу.
Это меня, как громом, поразило; многие давно беспокоились за его здоровье, но мне никогда и в голову не приходило, что эта болезнь может кончиться так ужасно...

Владимир Александрович был сильно потрясен, он сидел у себя в комнате над молитвенником и заливался слезами.

6 апреля утром был молебен о здравии милого нашего Николая Александровича, много слез было пролито присутствующими. Часа в два государь ездил с Владимиром Александровичем в Казанский собор приложиться к иконам. (Александр Александрович уехал в Ниццу 4 апреля, с графом Б. А. Перовским). Весь остаток дня проведен был в укладывании вещей и приготовлениях к отъезду. 

В 11 часов вечера поезд двинулся. Мы летели с ужасной быстротой и в три дня и четыре ночи достигли цели путешествия. В Берлине нас встретил король. Во время дороги получали беспрерывно депеши с известием о состоянии здоровья наследника цесаревича; так как человек хватается в опасности за соломинку, то некоторые из них казались нам утешительными. В особенности доктор Каррель много придавал нам надежд своими толкованиями докторских донесений. В Париже встретил нас Наполеон. С нашим государем обменялись визитами - государь вышел к нему на дебаркадер, а потом Наполеон вошел в вагон. Лицо его выражало скорбное участие, но каждый инстинктивно сознавал, что тут было больше соблюдение приличий, нежели истинного сочувствия.

10 апреля, в субботу, мы прибыли в Ниццу к 5 часам. Множество русских встретили государя. Все были с заплаканными глазами или очень печальными лицами, что составляло поразительный контраст с блестящими нарядами тех же плачущих дам и шитыми мундирами печальных мужчин. Первым государя встретил Александр Александрович; он был очень бледен и худ, глаза красны и распухли. На дебаркадере была такая тишина, как будто рядом лежал трудный больной. Все говорили шепотом и на всех устах было имя наследника. 

Я забыл прибавить, что по дороге, а именно в Дижоне, к нам присоединилась королева датская с принцессой Дагмарой. У нее премилое лицо, и хотя на всех портретах она очень недурна собой, но, в действительности, она гораздо лучше. Опять обращаюсь к Ницце.

Бедный Александр Александрович, приехавший сюда третьего дня, не видел еще своего брата; он целый день сидит в соседней комнате, слышит его голос, видит его кровать и ноги, но в комнату его не пускают; боятся растревожить больного.


Императрица все время не отходила от Николая Александровича. Когда государь приехал, то она, желая приготовить Николая, сказала ему, что государя ожидают с часа на час; бедный наследник с какою-то особенною чуткостью, необыкновенно резвившейся в последние дни болезни, сразу отгадал в чем дело и объявил, что папа здесь, в другой комнате, пусть он войдет. Тут же вошел и Александр Александрович. Наследник очень обрадовался, всех узнал и всех перецеловал.

Он часто впадал в забытье, но большею частью был в памяти. К тому же, как я сказал, у него развилась замечательная чуткость, нечто вроде двойного зрения; так, например, не поворачивая головы в сторону вошедшего, он сейчас узнавал, кто входит. От него не ускользало ничего, что делалось кругом. Когда Здекауэр (Николай Фёдорович; врач, заслуженный профессор Императорской медико-хирургической академии, лейб-медик) сидел подле него, то, думая, что больной уснул, он вышел в другую комнату и, вместо фрака, надел черный пиджак, который впотьмах решительно нельзя было отличить от фрака. 

Как только он вернулся, наследник, не поворачивая головы, сказал: - А, вы переоделись и надели пиджак. Потом, пользуясь минутным спокойствием наследника, Здекауэр вышел немного покурить. Когда вошел обратно в комнату, наследник сказал: - А, вы курили папиросы, отчего же не сигары? Попробуйте мои сигары, кажутся ли они вам крепки? 

Еще замечателен у него был бред. Раз ему показалось, что ему представляется депутация, и он произнес, обращаясь к ней, такую речь, что хоть сейчас в печать. Доктор Рехберг, сидевший подле, очень жалел, что не успел ее записать; в ней был смысл весьма правильный, и хороший слог. Другой раз он вдруг обращается к тем, которые были в его комнате, и спрашивает громким голосом, как нравятся им черногорцы? Потом прибавил, что это прекрасный народ, что они стоят того, чтобы на них обратили внимание. По мере того, как он слабел, бред его становился менее связным и, уже вместо длинных фраз, он произносил отрывистые командные слова, воображая себя перед строем. Так, он произнес довольно громко, но отрывисто "Вперед, за мною, честь". Последнее его слово в бреду было морское; он скомандовал: "Навались". 

Но, как я уже сказал, он гораздо более был в памяти, и в эти светлые минуты то, что он говорил, было поистине трогательно и непременно утешительно хорошим родителям-христианам, таковым, как наши государь и императрица. Говорят, что еще в первый день болезни, в понедельник, когда мы еще были в Петербурге и когда императрица предложила цесаревичу приобщиться Св. Тайн, то он на исповеди сказал, что чувствует за собой один важный грех - недостаток терпения. Бедняжка так много страдал физически и нравственно, что нужно удивляться, как он мало стеснял окружающих видом своих страданий. Когда к больному жениху подошла принцесса Дагмар, то лицо Николая Александровича просияло радостью, он громко засмеялся от удовольствия, поцеловал у нее руку и, обращаясь к государю, сказал: - Не правда ли, как она мила, папа?

Здекауэр и Пирогов подавали еще надежды и говорили, что стоит ему только хорошенько заснуть и можно будет надеяться на выздоровление. У кровати больного назначено было сидеть по очереди одному из докторов и по одному из свиты наследника; в число этих последних вошли великие князья Александр Александрович и Николай Максимилианович, которые показали себя в эти дни как нужные братья и самые искрение друзья.
 
В субботу вечером, в 11 часу, в день рождения Владимира Александровича, мы разошлись по своим комнатам, унося с собою слабый луч надежды, которому суждено было недолго ласкать нас. В 5-30 утра, 11 апреля, на нашей вилле Verdier послышались тревожные шаги, и нас разбудили страшными словами, что Николай Александрович кончается. Граф Перовский побежал немытый и небритый, еле накинув на себя платье. Я тоже скоро после него прибежал на виллу Пелион. В ночь Николаю Александровичу сделалось гораздо хуже и перемена была такая быстрая, что все ожидали близкой кончины. В 7 часов послали за принцессой Дагмар. Наследник всех еще узнавал и со всеми поздоровался. 

В 12 часу ему предложили приобщиться Св. Тайн, что он исполнил с полным сознанием. По окончании священного обряда, он начал со всеми прощаться. Он каждого присутствующего называл по имени и говорил по два раза: Прощай, прощай. Когда он со всеми простился, подле него остались только свои; в головах с правой стороны стоял Александр Александрович, а с левой принцесса Дагмар; наследник все время держал их за руки; принцесса часто становилась на колени и впивалась в левую руку умирающего жениха. Государь и императрица стояли по обе стороны больного в ногах; таким образом, отец и мать как будто уступали первенство подле больного его другу и его невесте. 

Цесаревич все еще был в полной памяти и говорил ясно. Так, после минутного забытья, он открыл широко глаза, взял за руку Александра Александровича и, обращаясь к государю, сказал: - Папа, береги Сашу; это такой честный, хороший человек. В забытьи он часто поминал его имя. Вообще, он очень любил Александра Александровича; он часто говорил императрице, что он никому не пишет таких нежных писем, как Саше, и даже, что он не может дать себе отчета, кого он больше любит Сашу или Дагмар.
 
Часу в третьем он поднял руки и правой рукой поймал голову Александра Александровича, а левой искал как будто голову принцессы Дагмар. Тут язык у него стал значительно слабеть и скоро он произнес последнюю фразу, сказанную с полным сознанием, а именно, взяв за руку императрицу и указывая на нее Гартману, сказал: - Soignez... la... bien

После этого он ничего больше не говорил связного; это было в 4 часа, и с этого времени до самой кончины он только бормотал что-то в нос, или произносил: "бра, бра, бра". В этот день великие князья почти ничего не ели с утра; в шесть часов они пришли к столу, приготовленному подле виллы Пелион для кавалеров, и, проглотив немного пищи, снова побежали к больному брату. За исключением этого, Александр Александрович не отходил от постели. Целый вечер сидели мы в томительном ожидании в комнатах, смежных со спальней наследника.

Доктора беспрестанно собирались в консилиум, толкуя о том, сколько осталось жить больному и какого рода болезнью он болен. Доктор Опольцер (Иоганн фон; австрийский врач-клинист), приехавший из Вены сегодня утром, прежде нежели быть допущенным к наследнику, приглашен был на совещание докторов. Говорят, что первое его слово было: Господа, разумеется, нам, прежде всего, нужно быть согласными во мнениях. Затем, увидев больного, он объявил, что мнение Здекауэра было справедливо и что у Николая Александровича действительно meningitis cerebro-spinalis, но к этому прибавил еще tuberculosa. Он сказал, что это такая болезнь, которой симптомы обнаруживаются всегда поздно и когда уже нет спасения больному. Сам Опольцер знает только 7 примеров такой болезни, и то, по истории медицины, а на практике еще никогда не видал подобных больных.

Николаю Александровичу беспрестанно давали мускус по настоянию Пирогова, который, со свойственной ему энергией, утверждал, что доктора не должны терять надежды до тех пор, пока в больном не перестанет биться сердце. Однако мускус только мучил больного. В 4 часа у него началась икота, и его не переставая рвало мускусом. Бедная принцесса Дагмар, стоя на коленях перед умирающим женихом, все время вытирала ему рот и подбородок. Часов в 8 я пошел на виллу Verdier, чтобы напиться чаю, и вдруг встречаю принца Николая Петровича Ольденбургского (внук великой княгини Екатерины Павловны, член Императорского Дома, женился морганистическим браком, чем вызвал недовольство императора). Он хотел войти в комнаты с тем, чтобы дождаться конца агонии. 

Не считая себя вправе быть допущенным к государю, он только хотел вмешаться в толпу придворных. Этого ему, конечно, никто не мог бы запретить, и его пригласили войти в покои наследника. Владимир Александрович вышел ему навстречу и ввел в комнаты. После чаю, разумеется, мы снова пошли на виллу Бермон. Наследник час от часу был слабее и слабее; разумеется, всякая надежда пропала даже у самых упорных.

Все разошлись по маленьким комнатам виллы и расположились группами. У всех, конечно, был один и тот же нескончаемый разговор о наследнике и его болезни. Крайнее напряжете сил с 5 часов утра так утомило всех, что всех клонило ко сну; действительно, часу в первом ночи все, которые были со мною в комнате, в том числе и я, задремали, каждый в том положены, как разговаривали. Вдруг дверь с шумом отворяется и граф Строганов с палкой в руках выходит из комнаты наследника и произносит: все кончено, и затем быстро скрывается. Мы все вскочили и перекрестились; я посмотрел на часы - было без 10 минут час ночи, следовательно, 12 числа апреля или 24 по новому стилю. Все, бывшие на вилле, без всякого разрешения, хлынули в комнату, где лежал наследник; оттуда неслись раздирающие душу стоны и рыдания. 

Громче всех плакал Владимир Александрович, меньше всех императрица; она была очень тверда. Принцессу Дагмар насилу оттащили от трупа и вынесли на руках. На бедного Александра Александровича было жалко смотреть. Через час стали омывать тело; Александр Александрович все время при этом присутствовал и сам надевал чистое белье на покойника.
12 апреля, в 10 утра-панихида. Священник и диакон не могли от слез начать службы. Все плакали навзрыд. Великие князья пожелали войти в очередь дежурных флигель-адъютантов при теле покойника.

14 апреля (среда) в 7 вечера, после литии, тело наследника перенесено было в русскую церковь, и затем были первые панихиды в церкви (Вилла Бермон, в которой скончался цесаревич Николай Александрович, была приобретена в собственность государем императором Александром II, и на месте той комнаты, в которой цесаревич скончался, в 1868 году сооружена часовня в византийском стиле).

16 апреля (пятница)
Перенесение тела в Вилла-Франка (в гор. Вильфрании) и на фрегат Александр Невский.
17 апреля в 7 вечера мы выехали из Ниццы в Дармштадт.
21 апреля (среда). Ездили в Дармштадт на панихиду, которую служили в одной из комнат дворца.
23 апреля (пятница). Целый день не видел великих князей. Александр Александрович весь день пробыл с принцессой Дагмар и императрицей.

25 апреля (воскресенье). Из Дармштадта вернулись в Югенгейм, живо собрались в путь и в три часа поехали из Бакенбаха в Петербург. Провожали нас государь, Mapия Александровна (великая княгиня), принц и принцесса Батенберг.

1 мая (суббота). После обеда Александр Александрович позвал меня к себе и предложил почитать с ним письма покойного Николая Александровича. Все 18 писем были прочитаны подряд; чтение полное интереса и глубоко трогательное. Предпоследнее письмо, кажется, писанное в марте месяце, Александр Александрович читал, заливаясь слезами; кажется, родной отец не может дать таких прекрасных советов, какими было наполнено письмо покойного наследника... Гр. Борис Алексеевич застал нас за чтением.

После чаю великие князья отправились опять к Евгении Максимилиановне. Лучшего общества нельзя им отыскать, да и самой Евгении Максимилиановне они составляют не последнее утешете в нынешнее горестное для нее время.

21 мая (пятница)
... В 11-15 утра Владимир Александрович поехал со мною на станцию железной дороги для того, чтобы ехать в Кронштадт; мы все-таки опоздали, так как государь только что перед нами приехал... Прибыли в Петербург, сели на пароход Стрельна и, при сквернейшей погоде, пошли в Кронштадт, подходя к которому погода чуть поправилась, и мы проходили вдоль эскадры броненосцев; на Большом рейде стояли винтовые суда. Отряд, шедшие с телом покойного наследника, показался вдали, и Стрельна пошла ему навстречу за Большой рейд. Встретившись с Александром Невским, пересели на него и дошли до Малого рейда, где он остановился; с этим вместе прекратились и почести, которые отдавала покойному эскадра на рейде. Отслужили панихиду и пересели на Стрельну для обратного пути в Петербург и Царское Село.
25 мая (вторник)

... В 8-30 утра поехали в Петербург, оттуда на пароходе в Кронштадт для сопровождения тела покойного Николая Александровича. От Английской набережной печальная процессия тронулась в Кронштадт.

27 мая (четверг)
... Великие князья от обеда государева пришли в 7 часов, а в исходе 8-го поехали в крепость. По окончании панихиды, остались там ожидать прибытия императрицы, которая в 9 часов приехала с государем с тем, чтобы проститься навсегда со своею утратою...

28 мая (пятница)
... В 9 часов пошли в комнаты покойного Николая Александровича разбирать с Рихтером вещи и бумаги. К 11-30 часам государь приказал быть великим князьям на его половине, чтобы ехать на погребение. Церемония кончилась в 1-м часу, и государь с великими князьями поехал Зимний дворец. Александр Александрович много плакал и от этого у него целый день болела голова.
9 июня (вторник). Великие князья после утренних классов, в исходе 11-го, поехали в Петербург, в Зимний дворец, где они с государем и императрицею разбирали и разделяли между собою вещи покойного наследника.

1866 год, 12 апреля (вторник)
... Были в соборе Зимнего дворца. Какой ужасный, томительный день был прошлого года в эту пору в Ницце!
В 12-30 вышли на Иорданскую пристань и на катере отправились в крепость. Нас было: Александр Александрович, Владимир Александрович, Алексей Александрович, Mapия и Николай Максимилиановичи, Шиллинг. Панихида, память об утраченном юноше, растрогали всех, в особенности бедного Александра Александровича, лучшего его друга.

Год 1866, 4 апреля, понедельник (дата по дневнику)
...Памятен для нас этот день, и долго Россия возносить будет горячие молитвы в годовщины этого дня (Первое покушение на государя состоялось 4 апреля 1866 года. Руку на самодержца поднял террорист Дмитрий Каракозо).

... В 2 часа поехал я с великими князьями в манеж Аничкова дворца. Поездив верхом и погоняв лошадей на воле, мы отправились обратно во дворец около 4-30 часов: Александр Александрович в коляске с Алексеем Александровичем, а я с молодым Перовским. На лестнице комендантского подъезда я встречаю Георгия Тимофеевича (Бока) (вице-адмирал, гофмейстер двора князя Владимира Александровича), с лицом весьма расстроенным. Он спросил меня, слышал ли я, что кто-то стрелял в государя. Я кинулся наверх к великим князьям и уже не застал их у себя.

Камердинер встретил Александра Александровича на лестнице и, обливаясь слезами, сказал ему, что в государя стреляли; Александр Александрович побежал к государю, не зная даже, что все кончилось благополучно. Увидев государя, он кинулся в его объятия. Эта трогательная сцена произошла на глазах всего государственного совета, который прежде всех узнал о событии от Николая Максимилиановича и Марии Максимилиановны, будучи в сборе, как обыкновенно бывает по понедельникам. Государственный совет приносил государю поздравление уже после молебствия, совершенного им в большой церкви Зимнего дворца. Когда я пришел в приемную, то там собрались большей частью все близкие государю лица. Все мы поздравляли и целовали его. Сам государь пошел в спальню к императрице, разбудил ее и сообщил ей о случившемся. Она приняла это, как и всегда, с необычайною твердостью.

Когда собрались все члены царской фамилии, послали за дежурным священником, чтобы отслужить в малой церкви благодарственный молебен. Государь пригласил всех присутствующих войти в самую церковь. Певчих было только два человека, но хор пополнился рейткнехтами (рейткнехт (воен.) - нижний чин, назначенный для ухода за офицерскими лошадьми) и ездовыми; во время самой службы стали подходить и другие певчие, так что многолетие пропето было уже большим хором басов и теноров. 
В 6-30 часов велено было собраться офицерам гвардейского корпуса в белом зале. Привели и того, чья рука избрана была Провидением для избавления дорогой жизни государя от опасности - Осипа Ивановича Комисарова. Как только государь с императрицей и детьми вошли в зал, стены заколебались от криков "Ура".

Подвели Комисарова; государь и императрица поцеловали его в уста.
- Чем могу наградить тебя, - сказал государь; - я сделаю его дворянином; надеюсь, господа, что вы ничего не будете иметь против этого.
В ответ на это опять заколебались стены. От слез не было возможности удержаться.

5 апреля, вторник
...В 11 часов великие князья отправились в Исаакиевский собор на благодарственное молебствие. Народу было огромное стечение; из царской фамилии не были только государь, императрица и Maрия Александровна. После молебна великие князья отправились к государю и принимали поздравления от дворян и представителей городских сословий. Владимиру Александровичу очень понравилась речь Орлова-Давыдова (Граф Владимир Петрович).

В 2 часа оба великие князя легли спать. Владимир Александрович велел коляску отпустить, полагая потом выехать с Александром Александровичем. Вдруг прибегает человек от государя звать великих князей в Летний сад на молебствие к 3-30 часам. Владимир Александровича, побежал к брату; насилу дождавшись экипажа, они поехали и застали начавшееся уже молебствие, на котором присутствовали их величества и все мужчины царской фамилии. Молебен служили на том самом месте и в тот же час, в который вчера случилось ужасное покушение. Народ стоял по всей набережной у Летнего сада сплошной массой, с открытыми головами. Пробраться к месту молебна почти не было возможности. Когда запели "многие лета", поднялись восклицания из народа, несмолкаемое "многие лета", так что и певчих уже не было слышно.

14 апреля, четверг
Мы собирались ехать к Барятинскому (Князь Владимир Анатольевич; русский генерал от инфантерии, генерал-адъютант, состоявший обер-гофмейстером при дворе вдовствующей императрицы Марии Федоровны и бывший шефом 5-й роты лейб-гвардии 4-го стрелкового полка) и уже Владимир Александрович был в полной парадной форме, как доложили о принце Гогенлоэ. Медиатизированный монарх (монарх, утративший власть, лишенный независимости) приехал поздравить государя и великих князей с благополучным избавлением от покушения 4 апреля. Он был с сыном, молодым человеком лет 22-х (Герман Эрнст Франц Бернгард Гогенлоэ-Лангенбургский), находящимся в службе Вюртембергского короля и говорящим по-русски так чисто, как природный москвич. Говорят, что принц, его отец, обещал покойной императрице Александре Федоровне, что сын его, пребывая всегда в западной Европе, тем не менее, научится по-русски, и принц Гогенлоэ сдержал обещание, дав своему сыну русского гувернера, г. Константинова.

25 мая, среда
Встали в 5-30, и только что успели проглотить чашку чаю, как принуждены были сесть в экипажи и отправиться в Колпино. Оттуда мы тронулись в 8 часов. В 10-30 мы прибыли в Москву. Как и нужно было ожидать, Москва иллюминовалась и запрудила все улицы народом. Шталмейстер Голицын узнал стороною, что народ намерен отпрячь лошадей из кареты государя и довезти его до Кремля на руках. Чтобы избавиться от этой утомительной прогулки, приказано было кучеру ехать во весь дух, чтобы не дать времени толпе образумиться, и действительно от железной дороги до Иверской Божьей Матери государя доставили в 9 минут. Велите князья очень отстали от государя и Борису. Алексеевичу (графу Перовскому) со мною удалось все время следовать за ними…

26 мая, четверг
После чая великие князья надели полную парадную форму и сделали визиты генерал-губернатору, князю Долгорукову, и военному начальнику, генералу Гильденштубе. Вернувшись домой, они отправились на выход государя к Чудову монастырю. Во дворце была такая же толкотня и давка, как на Московской улице. Расходившиеся москвичи тискались и лезли вперед, несмотря на то, что дам было очень много и все они очень от этого страдали. После службы и завтрака отправились к Лефортовскому дворцу, против которого собраны были имеющиеся под рукою войска. Сначала государь, а потом императрица объехали ряды войск, и затем войска прошли мимо государя два раза по-ротно развернутым фронтом, а потом колоннами.


С плац-парада государь поехал в Елизаветинский институт. Владимир Александрович заехал туда на минуту, да поскорее домой, потому что очень устал. В 7-30 вечера отправились в театр. Балет далеко уступает нашему, да вдобавок танцовщицы как будто больше раздеты в Москве, нежели у нас.
В комедии Кохинхинка играли лучшие актеры, но пьеса не удавалась - вышло как-то вяло. Государь был встречен в театре с большим восторгом - в газетах ничего не преувеличено.

27 мая, пятница
Великие князья съездили утром к митрополиту с графом Борисом Алексеевичем (Перовским). Александр Александрович принял камер-юнкера Арапова, который его так заговорил о достоинствах Каткова, что я пришел выручать бедного Александра Александровича. Потом Александр Александрович сидел целый день дома, а Владимир Александрович отправился со мною в Зоологический сад. Не успели мы сделать несколько шагов, как разразилась страшная гроза и мы принуждены были просить крова у директора Калиновского. Мы просидели у него около четверть часа, и Владимир Александрович все время с ним разговаривал весьма мило и умно. Когда прошла гроза, мы обошли весь сад, который мне пришлось видеть в первый раз. Владимир Александрович заходил в фотографию, расположенную в саду, и снял с себя на память карточки и большой портрет.
Сегодня назначен большой парадный обед, который окончился около 7 часов. Сейчас после обида, великие князья простились с родителями и отправились обратно в Питер (чтобы оттуда ехать в Данию).

1879 г., 2 апреля, понедельник, 2-й день Пасхи
Минут 20 десятого часа поутру тревожный звонок. Василий (камердинер) прибегает и говорить, что в государя стреляли, но, слава, Богу, не задели, и что все собираются во дворец (2 апреля 1879 года в Санкт-Петербурге состоялось третье покушение на жизнь Российского императора Александра II членом организации "Земля и воля" Александром Соловьевым). 

Одеться в парадную форму и быть на улице взяло не более 5 минут. Жалкий, истрепанный "ванька" предложил услуги и с всхлипыванием начал рассказывать, как он вез барина как раз подле того места и в то время, как злодей стрелял. Должно быть, из студентов, - добавил он. Я сильно в этом усомнился. Внизу, на Салтыковском подъезде встречаю молодого жандармского офицера, с изогнутой саблей в руке, и Мевеса (Ричард Троянович, впоследствии командир Павловского полка). Мевес во время катастрофы тоже гулял. Услышав выстрел и узнав в чем дело, он бросился сообщить Рылееву (Александр Михайлович, генерал-адъютант), а затем к моему швейцару Вейнбергу. 

Я побежал в приемную государя, расспрашивая по дороге Мевеса, что он знает. Оказалось, что у молодого жандармского офицера искривлена сабля от того, что он ударил плашмя преступника, отчего тот упал наземь; тут его и схватили. В приемной государя я встретил гр. Эдуарда Баранова, Грота, Грима, Воронцова-Дашкова и некоторых других. У Баранова были слезы на глазах; кажется, его кухонный мужик был свидетелем части катастрофы и так как видел, что двое поддерживали государя, то и сообщил Баранову, что государь убит. Вот причина его неподдельного волнения. Вскоре государь вышел от императрицы несколько взволнованный, но веселый и здоровый на вид. Он нас всех перецеловал, но очень рассердился на толстяка Бахметева (заведующий певческой капеллой), который начал громко рыдать и подвывать, что было весьма некстати. 

Государь сердитым голосом сказал ему, чтобы молебствие было после обедни; потом начал рассказывать нам, присутствующим, как все это случилось. В это время вошла Евгения Максимилиановна с мужем и сыном и прервала весьма для меня интересный рассказ. Поздоровавшись с ними, государь вошел в кабинет, не продолжая рассказа. 

Выйдя из приемной государя с Воронцовым-Дашковым, мы сговорились заехать к Зурову (градоначальник), узнать что-нибудь о преступнике. В доме градоначальника нас встретил какой-то хожалый, предложивший нам услуги, чтобы провести в ту комнату, где находится стрелявший. Через приемную и столовую мы прошли в небольшой коридорчик, из которого дверь вела на черную лестницу. Поднявшись на один этаж выше, мне бросилась в глаза надпись на дверях: "отделение приключений"; в эту дверь мы и вошли. 

Тут мы увидели очень длинный коридор, образованный с одной стороны окнами, а с другой стороны деревянной белой стеной с несколькими дверями. Первая дверь направо вела в темную комнату, битком набитую солдатами в полной амуниции с ружьями - это караул. Обязательный хожалый отворил дверь в следующую комнату, со словами: "Он тут". 

В длинной, но светлой комнате в одно окно было порядочно народу. Тут были и статские, и военные в адъютантской форме, и полицейские; тут же был и Федоров, помощник градоначальника. Налево, на кожаном диване, в полулежачем, в полусидячем положении находился молодой человек, лет около тридцати, высокого роста, с длинными русыми волосами и тонкими белесоватыми усами. Он был в толстом осеннем пальто, левая рука его покоилась на колене, головою он уткнулся в угол дивана и правою рукою подпирал щеку. Он имел вид человека в обморочном состоянии. Под ногами на полу были две лужи. Федоров мне объяснил, что его рвало; полагает, что он отравился, а потому давал ему пить молоко. На это я заметил, что следовало бы обратиться за врачебною помощью; но за врачами рассылали в разные стороны и никого не нашли. Тогда я предложил им послать во дворец за Головиным, которого я только что видел и которого, конечно, там застанут.

Юный жандармский офицер, тот самый, у которого изогнутая шашка не входила в ножны, с восторгом принял мое предложение, только просил меня провести его по комнатам дворца и вместе отыскать Головина. Дорогой он с увлечением рассказывал, как кинулся на преступника и какую историческую роль разыграла его тульская шпажонка. Видно было, что он от радости не чувствовал земли под собой, и роль спасителя приятно ему улыбалась. Головина нашли, и он немедленно поехал в дом Зурова.
 
К 12 часам ротонда перед малой церковью и весь коридор были битком набиты народом. Я насилу протискался в ротонду, теснота была такая страшная, что во время молитвы с коленопреклонением не все могли встать на колени. По окончании службы, государь поцеловался со всеми бывшими там дамами. Под руку с императрицей государь тихо двигался в толпе, которая рвалась поцеловать его руку или в плечо. Через свою приемную государь прошел в комнаты императрицы и через "золотую гостиную" направился в белый зал, где собраны были все чины гвардии, флота и армии.

Оглушительное "Ура" встретило государя. Когда он сделал знак рукою, что хочет говорить, мгновенно последовало молчание, и я из "золотой" гостиной ясно слышал его ровный и на этот раз довольно громкий голос, без признаков хрипоты. Меня удивило то, что сильное волнение и неизбежное утомление не оборвали его всегда слабого голоса. Что он говорил, я расслышать не мог, потому что был слишком далеко; за концом его речи опять был взрыв восторга.

Признаюсь, что любопытство тянуло меня к преступнику; я поддался легкости доступа в моем мундире и опять отправился в дом Зурова. На этот раз меня ввели в комнату, смежную с той, где сидел несчастный. Это был обширный покой в два или три окна, со многими столами, ясный признак канцелярии. На диване за столом сидели несколько штатских доктора. Тут же был помощник Дрентельна, свиты его величества генерал-майор Черевин. 

Я прошел в следующую комнату, где был Зуров. Там обстановка переменилась. Диван стоял уже не подле стены, а посреди комнаты; на нем во всю длину лицом к свету лежал преступник. Волосы его были всклокочены, лицо бледное и истомленное, глаза несколько мутны. Его перед тем сильно рвало, благодаря рвотным средствам. В него влили несколько противоядий, и они, конечно, произвели на него действие совсем не подкрепляющее силы. Подле него на полу стояла умывальная чашка с порядочным количеством блевоты; в ней заметны были кровавый прожилки. Вероятно, только что перед моим приходом он очнулся и почувствовал себя легче (хорошо, должно быть, это легче!). 

Он попросил папироску и кто-то с необыкновенною предупредительностью подскочил к нему с ящиком спичек и старательно чиркал их. У изголовья преступника, грациозно облокотившись на ручку дивана и элегантно изогнувшись над ним, стоял господин средних лет в вицмундире с судейским значком и с пресладкой улыбкой на устах. Заметив, что преступник заговорил и, после нескольких затяжек, как будто успокоился, он вкрадчивым голосом сделал несколько незначащих вопросов, на которые молодой человек ответил спокойным и ровным голосом. Улыбнувшись еще слаще и нагнувшись еще ниже, он вдруг начал такую речь: - Вы знаете, что в вашем положении полная откровенность поведет к тому благому результату, что никто из невинных не пострадает, тогда как в противном случае...

Преступник тихо приподнялся на локоть, посмотрел ему удивленно в глаза и, махнув рукой, улегся снова на диван с явным намерением умереть, но не отвечать. Признаюсь, я покраснел от стыда за этого служителя русской Немезиды. Можно ли было так глупо-рутинно говорить с человеком, который, разумеется, пошел на явную смерть и, конечно, предвидел допросы и в воображении своем рисовал, может быть, и будущие пытки.

Признаюсь, мне стыдно было оставаться в комнате, и, я ушел в следующую комнату, где рассуждали эскулапы. Туда приехал профессор Трапп, патентованный фармацевт. Его бывшие ученики показывали ему орешек, залепленный воском и сургучом; по их мнению, подтверждённому Траппом, в орешке содержалась синильная кислота. Трапп сказал, что если бы преступник разгрыз орех и проглотил бы содержимое, то давно бы умер. 

Нужно полагать, что другого запасного орешка у него не было, что первоначальная рвота была следствием волнения и, вероятно, нескольких ударов, а кровавые прожилки, может быть, произошли от усиленных противоядия и рвотных средств. По всему видимому можно заключить, что преступник будет здоров и жизнь его подвергается опасности не от отравления. На первом предварительном дознании он показал, что состоит чиновником министерства юстиции и по фамилии Соколов. Убеждён, что показание его ложно.

3 апреля
... Утром, часов в 12, забежал во дворец узнать о здоровье государя императора. Ночь проведена совершенно спокойно, астм не было никаких, и он находился в бодром расположении духа. Слава Богу! Кажется, во дворце ночевал на всякий случай Головин. Боткин пробыл там чуть не целый день.

Преступник открыт. Как и следовало ожидать, первое его показание было ложно. Он - Соловьев, 33 лет, сын отставного служителя при дворе великой княгини Елены Павловны, воспитывался в 3-й гимназии и, кажется, был в университете, но не знаю, кончил ли там курс.

1880 г., февраля 15-го.
... Прошло десять тяжелых томительных дней со времени последней попытки террористов погрести под развалинами Зимнего дворца всех членов царской фамилии (взрыв в Зимнем дворце (18:22; 5 (17) февраля 1880) - террористический акт, направленный против российского императора Александра II, организованный членами движения "Народная воля"); за все это время ни одна здравая мысль не лезет в голову, перо вываливается из рук, и, конечно, было не до журнала! Однако постараюсь передать все, что было, как помню.

5 февраля обедал дома, а вечер провел, по-обыкновению, читая вслух. На другой день, опять таки по-обыкновению, благодушествовал за утренним чаем с "Новым Временем" в руках. И вдруг читаю: вчера в 6 ч. 20 м. в Зимнем дворце произошел взрыв в подвальном этаже, под столовой государя; полагают, что взрыв произошел от скопления светильного газа. Я не особенно встревожился: газетное предположение о газе вполне меня успокоило, и если что меня покоробило, то скорее мысль о том, что подобный пустячный случай может в глазах публики принять чудовищные размеры покушения на жизнь государя.

В 11 ч. я отправился на похороны бедного барона Ливена. Поднимаясь по лестнице в квартиру покойного, не помню, кто-то спросил меня, чем объясняется катастрофа; я с видом знатока ответил, что взрывом газа. Уже в гостиной, подле гроба, я встретил генерал-адъютанта Салтыкова, который сообщил мне, что в час молебствие во дворце.
- Как, - воскликнул я, - разве это не газ взорвало? 
- Какой тут газ; 1,5 пуда динамита, воспламененные с таким расчётом времени, чтобы царская фамилия успела сесть за стол.

Я так и сел! С похорон я заехал домой, сообщил обо всем жене и, переодевшись в парадную форму, отправился во дворец. Войдя с Салтыковского подъезда, я не узнал шинельной. В воздухе стояла столбом пыль и в нос било какой-то погребной затхлостью. Швейцар Николаев, старый мой знакомый, сказал, что не знает, как остался жив: в его каморке рама вылетела из окна, а он сам был опрокинут чем-то навзничь. Поднимаясь по лестнице, я заметил, что дверь, ведущая в коридор к Рылееву, заколочена досками. 

По лестнице на каждом шагу бросались в глаза следы какого-то погрома: разбитые столы, искалеченные стулья валялись на каждой площадке; окна, выходящие из внутренних покоев на лестницу, были без стекол; пыль першила в горле, а носом я ощущал присутствие в воздухе чего-то азотистого. Когда я вошел в большой коридор, меня обдало холодом, и я ясно чувствовал сильный ток холодного воздуха, сквозило. Оказалось, что во всех комнатах, выходящих на двор, во всех трех этажах ни одного стекла не осталось в оконных рамах. Все прибывшие во дворец на молебствие торопились встать по своим местам и с томительным чувством ожидали выхода государя. Может быть, я приписываю всем другим те чувства, которые невольно волновали меня! Как отразилась катастрофа на государе? Каково состояние его духа? Когда царская фамилия прошла в церковь, немедленно все начали расспрашивать свидетелей катастрофы обо всем ими виденном.

5 февраля семейный обед назначен был по обыкновению в 18-00, но позже вышла перемена; по случаю того, что принц Александр Гессенский не мог прибыть раньше 18-15, обед отложили до 18-30. Только что принц Александр прибыл во дворец и в гардеробной встретил государя, вышедшего из кабинета, чтобы идти со всеми к обеду, как раздался страшный удар; затем все газовые рожки погасли, а воздух наполнился удушливой пылью и, как мне говорили, селитряным запахом. Каково было ощущение всех присутствующих - передать не могу; знаю только, что через несколько времени, когда уже причина уяснилась и первый переполох прошел, цесаревич с принцем Александром отправились в главный караул, где своими глазами видели страшные следы проклятого замысла: десять обезображенных трупов и 44 человека живых, но искалеченных.

Говорят, что в подвальном этаже, как раз под столовой государя, жили три столяра. Двое из них, отсутствовавшие во время катастрофы, вернулись домой, ничего не подозревая, а третий их товарищ исчез бесследно. Разумеется, все подозрение пало на него. Притянули к следствию этих двух столяров и унтер-офицера Петровского, под чьим ведением находилась вся рабочая команда. Столяры объяснили, что пропавший рабочий стал им известен только со времени встречи их во дворце, т. е. с сентября 1879 г., что он сначала с ними водился и даже харчился, но потом стал мало-помалу отставать и совсем перестал с ними харчиться, отговариваясь тем, что обедает с земляками в харчевне. Затем объяснили, что он подбил их на то, чтобы им дали другое более удобное помещение, и притом указал именно на тот подвал, подле, которого произошел взрыв. 

Резоны были приведены, вероятно, весьма основательные, и благодушное дворцовое начальство охотно уступило подвал под царской столовой трем лицам, благонадежность которых вполне подтверждалась паспортами; не рассчитали только, что бывают и фальшивые паспорта. Говорят, он был отличный столяр, и все начальство не могло нахвалиться его смышленостью и расторопностью. Он скоро сделался как свой человек и занимался разными работами во всех внутренних царских комнатах.

Замечательна беспечность наших русских администраций. Давно ли подле Загородного проспекта открыли склад динамита, подпольных брошюр и даже подробный план Зимнего дворца. В заграничных газетах беспрестанно появлялись статейки, намекавшие на имеющие быть покушения в стенах самого дворца. План был давно в руках полиции, и только после взрыва открыли, что на плане подвал обозначен каким-то значком. Теперь стали изучать план и, говорят, нашли еще значки в тех комнатах 3-го этажа, который расположены над покоями государя и императрицы. 

Не знаю, насколько это правда, и не знаю, насколько это протрет глаза администраций! 1881 г. 4 марта (удавшееся покушение на государя императора Александра II, той же террористической боевой группой Народная воля).

... Сегодня четвертый день, и я все еще не могу опомниться. Обезноженный труп могущественного монарха и прелестного человека лежит на походной своей кровати живым укором нашей халатности, лени, недомыслия и своекорыстия.

Лорис-Меликов предупреждал государя и просил его не ездить на развод, потому что накануне схвачены были полицией два важных вожака террористов - Желябов и так называемый Милорд (М. Н. Тригони). На допросе они сознались, что приехали с целью привести в исполнение задуманный ими план убийства и с нахальностью похвалялись тем, что меры так хорошо приняты, что и без них обойдутся их агенты и сподручники.

Незадолго перед катастрофой, А. М. Рылеев просил государя сообщить ему те улицы, по которым он будет возвращаться домой. - Благодарю покорно,- ответил государь, - это для того, чтобы на моем пути собирались толпы народа, привлекаемые присутствием городовых; с меня довольно и тех казаков, которые конвоируют меня и так, раздражают нервы, что я готов был бы не выезжать никогда из дворца.

ПРИМЕЧАНИЕ:
Генерал-лейтенант Николай Павлович Литвинов происходил из дворян Тульской губернии. Родился 11 февраля 1833 года. По окончании курса в Михайловской артиллерийской академии и академии генерального штаба, в 1861 году был назначен помощником воспитателя (воспитателем состоял граф Борис Алексеевич Перовский) при их императорских высочествах великих князьях Александре Александровиче (впоследствии императоре Александре III) и Владимире Александровиче. На этом посту оставался до исполнения совершеннолетия великих князей. Во время службы был флигель-адъютантом и свиты генералом. С 1881 по 1885 гг. состоял комендантом императорской главной квартиры.
 
Умер 26 ноября 1891 года в Москве, где и похоронен в Новодевичьем монастыре. Он принимал деятельное участие в делах С.-Петербургского императорского технического общества, где состоял председателем одного из его отделов. 
Наверх