без даты
Радость моя, Ангел мой! Тебе, Твоей Святой Памяти посвящаю я эту книжку. Я хочу в ней записать те мысли утешения и благодатного мира, которые Ты мне посылаешь в душу, в минуты блаженные, когда я чувствую общение с Тобой, чувствую близость Твою.
Пусть они поддержат меня в минуты отчаяния и полного мрака, в минуты ужасной тоски, когда я чувствую только одну нестерпимую боль и пустоту от разлуки с Тобой и душа моя не может до Тебя возвыситься. Вместе с тем это будет как беседа с Тобой, без которой я жить не могу.
Первый раз я особенно сильно почувствовала Твою близость и душой говорила с Тобой, когда следовала за гробом Твоим и вот что мне слышалось, что я чувствовала будто Ты говоришь мне:
Ты жалуешься и плачешь, что со Мной ушла вся цель, весь смысл и радость твоей жизни. Но пусть все будет как раньше: люби меня по прежнему даже лучшей высшей и более светлой любовью, к которой не будет примешиваться больше горечь при виде Моих страданий.
Продолжай жить для Меня: все страдания, которые тебе Бог пошлет, ты будешь их переносить за меня /будешь нести Мой крест вместо меня/, все хорошее, что Бог пошлет тебе в жизни ты получишь от меня, потому что Я буду молиться о тебе Ему, а все что тебе назначено будет делать в жизни, исполнять долг свой хотя и трудный, делай как и раньше для меня.
А что именно Я хочу, чтобы ты делала, я тебе дам своевременно почувствовать. Не страшись будущего, которое тебе кажется мрачным и пустым, отдай его Богу и Мне. Если ты раньше могла иногда жить изо дня в день, стараясь не заглядывать вперед и не заботиться о будущем, то тем более теперь, когда я за тебя буду молиться. Доверься Мне.
Ты видишь, как ты боялась этого ужасного следования за моим гробом и я облегчила тебе это, я дала тебе почувствовать /то о чем ты молилась, что я с тобой и душу твою наполнил такой мир, что ты можешь только благодарить меня и говорить что то, что ты чувствуешь слишком хорошо и свято, что ты этого даже не достойна.
Также, как и в минуту Моей смерти, когда ты почувствовала будто я на минуту подняла тебя от земли с собою и дала тебе ощутить хоть малую долю того блаженства, которого я достигла всего достигнуть мы, оставшиеся на земле, не в силах, этот свет бы нас ослепил. Но всегда нельзя испытывать эти блаженные чувства, вот и сейчас, когда ты дойдешь до церкви, я покину тебя и ты должна страдать.
Но имей силу духа выдержать испытание до конца. Ты отдала меня Богу еще за две недели до Моей смерти, ты просила Его даже, чтобы не миновала тебя чаша сия, лишь бы я не страдала. И теперь, когда ты будешь прощаться со мной mind you smile to me, as you did the last tu.. /неразб./ I talked to you. Эти последние минуты сознания моей Радости на всю жизнь останутся мне блаженным утешением.
Это длилось так кратковременно, что я могла бы лично пропустить этот последний проблеск осознания. Но Господь привел меня к Ее постели в момент, когда она сказала "дайте мне руку" и когда я взяла Ее ручку в свою и сказала Ей, что это я, Она открыла глазки свои в последний раз, улыбнулась, сжала мою руку и сказала: "твоя рученька... ах, как приятно".
Потом она сказала мне I am dying, Nastinka,.. и я почувствовала, что надо ей улыбнуться, а не плакать, чтобы не препятствовать душеньке ее вернуться туда, куда она так давно стремилась. И Она поняла мою мысль, опять улыбнулась, сжала мне руку и невыразимой нежностью и как бы благодарностью два раза под ряд сказала мне: "you darling".
Эти слова навсегда останутся в моих ушах и будут утешать и поддерживать меня в тяжелые минуты. Дальше, когда я следовала за гробом, мне чувствовалось, будто она говорит мне: я теперь все понимаю и вижу, что страдать надо, что без Креста нельзя прожить, и стоит страдать потому что такая награда. А потом я пошлю тебе счастье. И когда на это я сказала: душка! мне не надо никакого счастья без тебя, мне почувствовался ответ оставь мне! Я лучше тебя знаю, что тебе надо.
Я просила, чтобы Она взяла меня с собой, но почувствовала, что я еще недостойна, что если бы я умерла теперь, то я не могла бы достигнуть той высоты, куда Она вознеслась. Мне надо еще пострадать с уверенностью, что каждое страдание будет возвышать меня ближе к Ней.
Сегодня почувствовала так ясно, что надо стараться быть лучше, чтобы этим быть ближе к Ней.
Ангел Мой! Пошли мне твою веру, силу Твоей молитвы терпения и покорности, которые поддержали тебя среди невероятных мучений. Я чувствую иногда, что эта мольба моя услышана, что через Тебя я приблизилась к Богу, что Ты вселяешь мне в душу неведомые мне до сих пор любовь к Богу и молитвы, любовь даже к Кресту как бы он не был тяжел.
Я просила, чтобы Она взяла меня с собой, но почувствовала, что я еще недостойна, что если бы я умерла теперь, то я не могла бы достигнуть той высоты, куда Она вознеслась. Мне надо еще пострадать с уверенностью, что каждое страдание будет возвышать меня ближе к Ней.
Сегодня почувствовала так ясно, что надо стараться быть лучше, чтобы этим быть ближе к Ней.
Ангел Мой! Пошли мне твою веру, силу Твоей молитвы терпения и покорности, которые поддержали тебя среди невероятных мучений. Я чувствую иногда, что эта мольба моя услышана, что через Тебя я приблизилась к Богу, что Ты вселяешь мне в душу неведомые мне до сих пор любовь к Богу и молитвы, любовь даже к Кресту как бы он не был тяжел.
Но временами я падаю так низко, я боюсь Креста, я не в силах его выносить, в душе кипит безумная злоба и раздражение. Я чувствую, что Ты была сердита на меня третьего дня. Прости меня, радость моя, и помоги мне, подними душу мою выше к Тебе и Богу.
Я чувствую, что Тебе тоже неприятно, когда в сердце моем одна только любовь к Тебе и какое то тупое равнодушие ко всем окружающим, когда хочется уйти от всех и остаться с Тобой одной. Ты этого не хочешь, ты хочешь, чтобы я всех любила больше, чем раньше.”
18 сентября 1916 г.
Я чувствую, что Тебе тоже неприятно, когда в сердце моем одна только любовь к Тебе и какое то тупое равнодушие ко всем окружающим, когда хочется уйти от всех и остаться с Тобой одной. Ты этого не хочешь, ты хочешь, чтобы я всех любила больше, чем раньше.”
18 сентября 1916 г.
Радость моя! Как тихо и хорошо сидеть в Твоей комнате. Это то что мне нужно: уйти от всех и уединиться с Тобой, почитать, как всегда с Тобой, твои книжки на ночь, в которых каждая строчка живет Тобой. В этих вечерних чтениях и в церкви же утром только и чувствуешь себя хорошо. Ты влечешь меня к небу, радость моя, и хочется не иметь связи с землей, чтобы легче подняться к Тебе.
Я со страхом думаю, когда кончится это утешение последнее: сорокоуст и сидения в Твоей комнате, когда придется порвать и с этими последними драгоценными воспоминаниями. Но может быть это так надо, так угодно Богу. Ты поможешь мне, Ангел мой, и в этом, Ты дашь мне чувствовать Твое присутствие везде, а не только в лавре и Твоей комнате.
Радость моя, помоги мне не чувствовать такое равнодушие к окружающей жизни, внеси в душу мою Твою любовь ко всем. И избави меня от раздражения, научи меня совершенствоваться, чтобы приблизиться к Богу и к Тебе.
20 сентября 1916 г.
Если жизнь Твоя, Твое терпение, Твоя вера и молитвы были для меня уроком, то тем более смерть Твоя как бы открыла предо мною двери Небесного Царствия. То что в Твоей душе для меня было слишком высоко, чтобы понять и почувствовать, мне стало понятные и доступнее.
Твой непоколебимый взгляд на смерть, как на вечно желанное и ожидаемое бесконечное счастье, было для меня недосягаемо; я преклонялась перед ним, считала это высшим счастьем иметь всегда в душе Твою твердую веру в светлую будущность, но не могла этого еще разделить. Теперь Ты, уходя, оставила мне эту чудную веру, как светлый дар и благословение и это дает такое утешение.
Помолись, родная, чтобы это чувство всегда жило в моей душе, чтобы среди испытаний, под тяжестью Креста, я бы всегда имела перед собой, как Ты, эту путеводную звезду, этот свет впереди, к которому вся жизнь, есть только путь.
Помолись, чтобы Господь мне дал и Твое смирение и Твою безграничную любовь к Нему, которая тоже была для меня непонятной и недосягаемой, а теперь делается ближе и проникает в душу. Да укрепит во мне Господь эти чувства и утвердит их во мне. Моя душа так слаба, так часто меняется, так способна то вдруг проникнуться высшими чувствами, то сразу упасть и наполниться холодностью, ропотом и раздражением.
Но мне теперь не нужно Тебе даже говорить об этом. Ты теперь все видишь, все понимаешь, даже еще лучше, чем при жизни, и ты молишься за меня, чтобы мне не охладеть, потому что только с этими чувствами, возвышающими душу и приближающими ее к Богу и к Тебе, я только и могу жить. Только они и дают крепость и утешение.
Хотелось бы всегда с ними быть, чтобы никакая житейская суета не нарушала бы этого душевного мира, но я знаю, что это невозможно. Я готова переносить минуты душевной низости, холодности, отчаяния и раздражения, я знаю, что они должны составлять часть испытания, но, Господи, сделай, чтобы я потом опять возвращалась к высшим чувствам, чтобы они были основанием моей души, а не только временным экстазом, чтобы я их находила вновь, когда после душевной бури, волны, по слову Твоему утихнут и я уединюсь с своей душой.
Господи, царствуй всегда в храме души моей и вместе с Духом Твоим Святым, даруй мне чувствовать и души отшедших дорогих моих”.
21 сентября 1916 г.
21 сентября 1916 г.
Сегодня в послании к Ефесянам /глава 3, 16-21/ положенном на сегодня, я нашла выражение своих вчерашних чувств, подчеркнутых особенно Тобой, как будто ответ от тебя на мои мысли. Такое утешение читать твои книжки у Тебя в комнате, как всегда по вечерам, как псалмы полны Тобой, в них вся душа Твоя: стон страдания и жажда блаженства, ныне полученного.
Полнота радостей перед лицом Твоим, блаженство в деснице Твое во веке” /пс. 15/. Ты теперь этоиспытываешь, Ангел мой, то самое, к чему душенька Твоя измученная так стремилась, и какое спокойствие за Тебя, знаешь, что больше ни одна забота, ни одно страдание Тебя больше не коснется.
Я так мучилась и боялась для тебя каждого нового огорчения и заботы и так хотелось Тебя утешить хоть чем нибудь приятным и радостным. А теперь “сердце Твое возрадовалось радостью совершенной, которую никто не отнимет у Тебя” и душа Твоя жаждущая мира, не того “который мир дает”, а которого только Господь дает, наконец наполнилась им.
Нет, радость моя, в скорби по Тебе не может и не должно быть ни горечи, ни отчаяния, а в ней что-то святое, сближающее к Богу, и я чувствую, особенно в минуты уединения с Тобой, что-то светлое и спокойное, похожее на чувство во время говения, после исповеди или Причастия. Да поможет мне Господь достойно
Приобщиться, как я хочу перед сороковым днем почувствовать близость и общение с Тобой. Ведь последнее Твое причастие я разделила с Тобой и меня тогда так поддержали и утешили слова молитвы Спасителя: “Не о них только молю, но и о верующих в меня по слову их: Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино” /Иоанна глава 17, 20-21/.
Бог милостив, Он дает мне почувствовать это и утвердиться в этом чувстве. Я не могла понять и чувствовать милосердие Божие, глядя на Твои страдания, но теперь, что Господь дал Тебе желаемое, вознаградил Тебя за все Тобой перенесенное, я чувствую, что Бог милосерд.
Ангел мой, благодарствуй, что Ты молитвой своей уменьшаешь во мне страх будущего, и помогаешь мне не смотреть вперед. Временами мне совсем довольно помолиться дне сего совершенна, свята, мирна и безгрешна, чтобы быть ближе к Тебе и хлеб наш насущный даждь нам днесь, чтобы Господь на предстоящий день поддержал и укрепил меня на то, что мне на этот день надо сделать.
22 сентября 1916 г.
22 сентября 1916 г.
Во всем, Ангел мой, я чувствую действие Твоих молитв обо мне. Опять нашла свою прежнюю Царицу, опять тем Ангелом Утешителем, которым она была для Тебя в первые годы после смерти Папа. Ты тогда говорила, что Папа ее послал Тебе в утешение, а теперь Ты мне Ее опять вернула такой, какой она была тогда и это мне такое утешение.
Мне в душу запала мысль, которую она мне сегодня сказала: чтобы тот опыт страдания, который мне Господь послал в Тебе и через Тебя, я бы употребила на радость и утешение другим. Может быть в этом должна быть цель назначенная мне Богом. Может ты и хочешь, чтобы я это сделала в память Твою. Царица мне напомнила и я сама твердо знаю, that you wanted be active, ты хочешь, чтобы я работала для Тебя, но как и что мне делать.
Один Господь может указать мне, по Твоей молитве. Ты часто повторяла мне слова из одной Твоей любимой молитвы: научи меня, Господи, что мне подобает творити и глаголати. Ты мне поможешь, родная, и дашь им это почувствовать.
Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим.
24 сентября 1916 г.
Ангел мой, спасибо Тебе за благословение Твое, Ты посылаешь мне самый светлый чудный дар, который только есть, тот дар, о которым Ты всю жизнь молилась: Ты ниспосылаешь мне временами такой чудный светлый мир душевный, что я могу только плакать и благодарить Тебя и чувствовать, что я недостойна это чувствовать.
Вчера душа моя была более закрыта, в ней не было тяжести и унижения которые я чувствую сейчас. И сегодня мне как то еще яснее чувствуется, что Ты мне открыла двери Царствия Божия. Хотя при жизни Твоей я ежедневно поучалась твоей молитве, вере и любви, Твоему стремлению к будущей жизни, но двери эти мне были закрыты страшны, теперь же я их чувствую близкими открытыми, так же ясно, как видишь в Церкви открытые Царские Врата в Святую неделю.
Чертог Твой вижду, Спасе Мой, украшенный. У меня нет одежды, чтобы войти в него многое многое надо в себе уничтожить, улучшить, усовершенствовать, чтобы просветить одеяние души моей. Но пусть на это пойдет все, что мне осталось жить, пусть Господь поставит главной целью моей жизни и совершит это, а я буду принимать от Него с благодарностью все испытания и Кресты, которые ему угодно будет мне посылать, зная и веря твердо, что ими просвещается одеяние души моей.
Но пусть это всегда будет моей первою мыслью, главной целью, не дай мне Господи, снова окунуться всецело в эту жизнь и когда нибудь поставить на второй план все теперь мною переживаемое. Этого не может быть, правда, радость моя.
Мы с тобой слишком были близки, чтобы нам можно было разлучиться. Но Ты слишком здесь страдала и Тебе слишком Там хорошо, чтобы Ты спускалась ко мне; поэтому Ты к себе и к Богу подняла мою душу и я чувствую, что часть ее уже ушла с Тобой. Пусть это так и останется до той минуты, когда и меня Господь призовет всецело.
25 сентября 1916 г.
25 сентября 1916 г.
Господи, как понятен мне вопль Твой: душа Моя скорбит смертельно. Я чувствую себя разбитой уничтоженной под тяжестью Креста, но я не смею жаловаться, я знаю, что это так надо. Я даже смутно понимаю, что эти тяжелые невыносимые минуты нужны мне именно для того, чтобы воспитать мне в душе моей Ее смирение, Ее чувство полного ничтожества без Твоей помощи.
Только с поддержкой благодати Твоей, которая возвышает душу мою и дает чувство сладостного общения с Тобой и с Ней, только с этими чувствами я и могу продолжать жить без тоски и отчаяния.
Как только благодать Твоя покидает меня, страдание прямо невыносимо, но я не ропщу, Господи, Ты видишь, я только в полном изнеможении душевном, склоняюсь перед Крестом Твоим. Ведь нельзя без этих тяжелых минут; Крест был бы слишком легок, если бы всегда чувствовать Твою благодать и Твой мир.
Ведь как невыносимо Она страдала, но вера и любовь к Тебе поддержала ЕЕ среди всех испытаний и теперь Она вошла в радость Господа своего. Ангел мой! Родная ненаглядная моя, помолись за меня, руководи мною на тернистом пути, согрей меня Твоей любовью, как Ты всегда согревала, всели и утверди в моей душе Твою веру, твою любовь к Богу, Твое смирение и Твою покорность. Господи, Ты видишь душу мою; Она Тебе ее покажет всю. Помогите мне.
28 сентября 1916 г.
28 сентября 1916 г.
Как мало за эти дни было светлых минут. Какое-то чувство оцепенения и полного душевного бессилия, которое мешает ей подняться на высоту, дающую благодатное чувство мира и общения с тем миром. Чувствуется только суета этого мира и невыносимая тоска и боль, которая даже в комнате Твоей не может как следует утихнуть.
Но разве я смею жаловаться на это. Разве я не видела сама, как в течение многих лет Твоя святая душенька изнывала, прося иногда, тщетно душевного мира Господня. Как же я могу надеяться, что у меня он будет постоянно. И то, какая это была милость, которую Твоя молитва мне послала чувствовать, то что я чувствовала временами.
Я верю, что опять Господь пошлет мне светлые минуты, по Твоей молитве, а пока надо терпеть в полной покорности и ждать этой милости.
Я думаю иногда, как особенно мне нужно осветить и очистить свою душу после того, что Господь мне послал в пример и поучение жизни Твои невыносимые страдания, так свято по христиански перенесенные и Твою блаженную кончину. Кому много дано, от того много и взыщется.
А как неизмеримо Господь мне послал, для души в Тебе, какой ясно указанный светлый, хотя и тернистый путь к Нему, какой пример истинной веры, безграничной любви к Нему и к Нам /неразб./, покорности и терпения. Могу ли я после всего виденного, сбиться с пути, смеют ли мысли сомнения и ропота просыпаться в моей душе, что бы не пришлось мне перенести в жизни.
Но Ты всегда учила меня и постоянно повторяла слова Христа: без Меня не можете творити ничесоже”. Да поможет Он мне в этом, да укрепит и просветит и утвердит мою слабую душу да пошлет свет Свой и Истину свою и да ведут они меня и приведут на святую гору Его и в Обитель Его” /пс. 40/. Молись за меня, радость моя, Ты прошедшая через бесчисленные мучения и знающая и понимающая все движения души, особенно моей, и пусть молитва Твоя и пример Твоей жизни и смерти, светит мне путеводной звездой и не даст мне никогда уклониться от истинного пути.
1 октября 1916 г.
1 октября 1916 г.
Я не понимала зачем и мне было тяжело, что последние дни на меня нахлынули воспоминания прежнего, не так давно меня так сильно волновавшего, а теперь казавшегося таким ничтожным, мелким.
Сегодня даже во сне меня преследовало прошлое и я боялась, что если душа опять заволнуется этими земными мыслями, то они могут послужить преградой моего душевного общения с Тобой, помехой и задержкой в моем стремлении отдать мое сердце и душу тому миру, чтобы насколько можно быть к Богу и к Тебе.
Но сегодня в церкви я вдруг поняла, почему Ты, моя радость, допустила этим мыслям проникнуть мне в душу. Ты теперь все видишь еще лучше чем раньше и ты видела, что, с этой стороны, мое сердце озлоблено не может просить обиды и Ты коснулась этого больного места, чтобы мое сердце смягчилось.
Ты мне напомнила наш разговор с Тобой, когда Ты убеждала меня смягчиться и помолиться за обидевшего меня. Я не могла этого тогда почувствовать и не сделала, что Ты мне советовала, но сегодня, вспомнив наш разговор, я, первый раз помолилась за него и почувствовала такую мягкость и мир душевный. Какое блаженство сознавать, что Ты видишь мою душу и направляешь ее как и раньше, даже может быть еще лучше, потому что теперь Тебе все открыто и все ясно.
Я так хорошо понимаю, что главное препятствие к общению с Тобой это малейшая злоба, раздражение или ропот, потому что когда я раздражусь от какой нибудь мелочи, то иногда уже неспособна войти в свою душу и уединиться с Тобой.
Помоги мне, радость моя, пошли мне через Твою молитву мягкость и смирение в мое иногда каменное сердце и не допускай, чтобы душой моей опять овладели житейские мысли и чувства и тянули бы меня вниз. Я так бессильна, так легко падаю, я не в силах удержаться на той высоте духовной, которая одна дает душевный мир и благодать. Помолись, Ангел мой, чтобы Господь удержал меня и утвердил меня в любви своей.
9 октября 1916 г.
9 октября 1916 г.
Не могу не записать того, что случайно открылось мне в книге "День за днем" /на 11 августа/, потому что эти строки были Твоим ответом, Ангел мой, на мою тоску по Тебе, я в них слышала твой голос одобряющий и утешающий меня и они принесли мне такое утешение, такую уверенность в Твоей близости ко мне, раз Ты как бы прочла мои мысли и ответила мне на них, заставив меня среди тяжелого гнета одиночества и тоски по Тебе, родная моя, написать на эту особенно отмеченную Тобой главу, одну из последних, которую Ты читала.
Все эти дни суета уборки и укладки мне как то мешала уединяться в свою душу и подниматься к Тебе. Сегодня вечером мне как то особенно было тяжело и я так жаждала Тебя и Ты утешила меня Ты дала мне себя почувствовать и я благословляю Бога и Тебя, радость моя, за то блаженство, которое это мне дает.
Могу ли я сомневаться, что Ты всегда со мной и что, если я не всегда это чувствую, то только потому, что моя душа не всегда способна подняться к Тебе. Но я буду знать, что даже когда я и не чувствую этого даже, Ты всегда со мной.
Вот эти чудные строчки:
Та верная любовь, Возлюбившего сначала и до конца, принадлежит и тебе. Ухватись за нее, держись ее, вступи немедля в чудную область ее.
Тоскуешь ли о тех, которые когда то были отрадой твоей жизни, а теперь в Царствии Небесном. Изнемогаешь ли от этой тоски, от горечи разлуки. Сердечная связь с ними все также жива; когда твоя душа жаждет общения с ними, воззри на высоту любви Христа.
Та же любовь, торжествующая во славе, со своими искупленными, избавленными от земного греха, внемлющая явлениям их, простирается и к твоей тоске, обнимая со всех сторон твое опустевшее сердце и образуя живую связь между тобой и ими. Одна и та же любовь, небо и землю объемлющая, радуется о возвратившихся туда и пребывает с оставшимися здесь.
Верь, что твое каменное сердце оживет и забьется сильнее под влиянием этой любви, ибо никакая долгота томительных дней, никакая широта тяжелого земного опыта, ни глубина страдания, ни высота желаний “не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе /Римл. 3, 39/.
16 января 1917 года
Боже мой! Когда же кончится моя бесцельная одинокая жизнь! Она меня тяготит и теперь, постепенно блекнут все утешения, больное, измученное, жаждущее любви сердце нигде не находит ответа и тепла.
Мне легче было, когда я первое время душой как бы жила в возвышенном лучшем мире, я столько находила утешения, спокойствия, даже радости, когда в часы одиночества отдавалась и уходила ближе к Богу и к Ней и душу наполнял неземной мир, с которым все можно перенести с легкостью. Но увы Действительно, я опять вижу, что здесь на земле, эти чудные ощущения временно посылаются Богом, как великий дар, но постоянно нельзя их иметь.
Пришлось спуститься с высоты, где царят утешение и мир в самую тину житейскую, в самый центр житейских дрязг, суеты, забот, вникнуть и окунуться в окружающую жизнь, полную сложностей интриги, пошлости и лжи людской.
Бывают и тут временами минуты блаженного утешения, но все реже, по мере того, как жизнь захватывает и тянет вниз. И мне опять безумно, мучительно захотелось счастья и любви уже и здесь на земле, хотелось, это отчасти, скорее утолить ту страшную жажду любви и тепла, от которой душа прямо засыхает. Но нигде я не нахожу удовлетворения, везде одна только боль и разочарование.
Господь отнял у меня ту любовь, которая была смыслом и целью моей жизни, но дал мне временную усладу выливать в молитве и возвышенных чувствах все, чем душа переполнилась и наболела. Но куда же теперь, окунувшись опять в жизнь мне вылить эту боль и переполнение, где утолить эту невыносимую жажду.
Только не здесь в холодных и узких рамках той угнетающей обстановки, в которой мне суждено жить и в которой замерзает самое искреннее и теплое чувство, которые временно мне были большим утешением. Но это вполне естественно и в порядке вещей: нельзя даже требовать от людей не родных, у которых своих страданий и забот выше головы, как бы они не были чутки, сочувственны и возвышенны, чтобы они всегда, постоянно с равной теплотой разделяли ваши страдания и заботы.
Мне казалось, что я найду просвет единственный в одном прежнем сильном чувстве любви, воспоминания о которой снова меня стали преследовать и как будто опять захватили. Я бросилась к этому светлому лучу, ухватилась за эту соломинку, но и здесь нашла только полное и окончательное разочарование.
Вокруг меня все темно, впереди видны только заботы и кто знает какие еще испытания угодно будет Богу мне послать. А у меня больше нет сил терпеть и бороться, нет больше желания жить. Я чувствую, что я начинаю черстветь, холодеть и на меня находят апатия и равнодушие, ко всему, кроме душевной боли.
Так часто у меня в ушах звучат чудные стихи Апухтина "На могилу матери".
Я пришел к тебе жизнь истомила меня.
О возьми, обними, уврачуй, успокой
Мое сердце больное рукою родной.
О, скорей бы к тебе, как и прежде на грудь,
О, скорей бы мне там задремать и заснуть.”
28 июля 1917 года. Царское Село.
Ангел мой, радость моя. Последний раз сижу я в уютном уголке, устроенном около Твоей образницы, окруженная Твоими книжками образами и все мне говорит о Тебе. Завтра уже опять /третий раз после Твоей смерти/ придется разорить этот единственный уголок моего home`a опять все укладывать и Бог знает, придется ли когда его собрать.
Впереди неведомый далекий путь а дальше полная неизвестность, но хотя сейчас мне тяжело и грустно и такая безумная жажда твоей ласки незаменимой и так хочется положить голову к Тебе на плечо и отдохнуть /я так устала/, но на душе все же спокойно; я чувствую, что Ты со мной и слышишь меня и я не могу не вылить душу Тебе, не выразить хоть отчасти все пережитое, хотя я и знаю, что Ты видишь, понимаешь и знаешь каждое движение моей души, даже еще легче, еще яснее, чем раньше.
Я не могу уехать отсюда не возблагодаривши, вместе с Тобой, Бога за тот чудный мир и силу, которую Он посылал мне и поддерживать меня за все эти почти 5 месяцев ареста.
И я знаю, что эти неземные чувства слишком хороши и высоки для меня. Не я их заслужила. а Ты их мне вымолила у Бога своими страданиями.
Ты всю жизнь жаждала и стремилась к миру душевному, как к высшему лучшему Божьему дару и когда Ты наконец достигла его и наслаждаешься им, в полном блаженстве, Ты делишься им со мной /как мы делили и страдания/. Ты видишь, что я без этого не могла бы продолжать жизнь и чем труднее и тяжелее делается моя жизнь, тем больше делается душевный мир.
Я поняла теперь, как и Ты, что это лучшее, самое большое счастье, которое может быть, что с этим чувством все можно перенести и я благословляю Бога и Тебя Ангел мой за это, потому что я уверена, что это мне послано по Твоим молитвам. Какое чудное спокойствие на душе когда можешь все и всех дорогих отдать всецело в руки Божии, с полным доверием, что Он лучше знает, что кому и когда надо.
Будущее больше не страшит, не беспокоит. Я так чувствую и так доверяюсь тому /и так это испытала на себе/, что по мере умножения в нас страданий Христовых, умножается Христом и утешение наше. Если он мне пошлет еще испытание и трудности в жизни, то даст соответственно и больше сил.
Надо только изо дня в день просить у Него Духа Святого и силы на предстоящий день. Если же меня ждет смерть, то разве это может быть страшно /разве только по минутной человеческой слабости/. У меня гораздо больше там чем здесь. Я наконец буду дома, с Тобой.../следующего слова разобрать не удалось/ в вечном блаженстве и мире.
Я знаю, что я ничто, без помощи Божией /Ты мне дала почувствовать это/, то что Ты там чувствовала всегда, а я еще не вполне понимала; уныние, страх, малодушие овладевают мной, как только Божия благодать меня покидает, но я знаю, что это должно так быть временами, что это необходимое испытание, хоть нужно стараться покорно и терпеливо вынести и тогда опять находят светлые минуты и я их жду и так верю, что они придут.
У меня их так было много, что я знаю, что это только милость Божья не по моим заслугам, а по Твоим молитвам. Ты не напрасно страдала. Радость моя, Твой тяжелый Крест так свято Тобой перенесенный послал Тебе такое безмерное блаженство, что его лучи освещают нас..../следующего слова разобрать не удалось/ Твоих даже уже на земле и помогают жить.
Я знаю, что Ты везде будешь со мной, будешь вести меня по тому пути, по которому я должна идти и я закрываю глаза, отдаюсь всецело, без сомнения, и вопросов или ропота в руки Божии с доверием и любовью и знаю, что Ты умолишь Его поддержать меня и в минуту смерти, или если мне еще будут испытания в жизни.
На этом кончается дневник Графини Гендриковой. Дальше идут стихотворения русских и английских поэтов, причем последнее стихотворение записано под датой 16 августа 1917 года в Тобольске.
ЗАПИСИ ОТ ЯНВАРЯ ПО МАЙ 1918 г.
1-го января. Были у обедни в 3 ч. утра все кроме Ол. Ник. и Тат. Ник. /у них краснуха/. Служил другой священник. /Настоятель Собора О. Владимир Хлынов/.
3-го января. Изу все не пускают в дом 1; солдаты даже поднимали вопрос о ее выселении из дома Корнилова. Она ищет квартиру.
3-го января. Изу все не пускают в дом 1; солдаты даже поднимали вопрос о ее выселении из дома Корнилова. Она ищет квартиру.
 |
| А. В. Гендрикова (слева), С. К. Буксгевден |
*Баронесса София Карловна Буксгевден (нем. Sophie Buxhoeveden; 6 сентября 1883, Санкт-Петербург - 26 ноября 1956) - фрейлина последней русской императрицы Александры Фёдоровны.
Родилась в Петербурге в семье Карла Буксгевдена и Людмилы Осокиной. Сопровождала царскую семью в ссылку в Тобольск. Была отделена от неё незадолго до убийства.
5-го января. В 3 часа была вечерня с водосвятием. У М. Н. тоже краснуха. У Алексея Ник. была очень легкая; уже прошла.
6-го января. Были утром в церкви. Государь был в пальто без погон. Солдаты все эти дни скандалят по этому поводу, требуя, чтобы все снимали их. Служил тот же священник. О. Алексей вернулся из Оболана, но служить еще не может. (!)
11-го января. По требованию солдатского комитета Иза должна была выехать из дома Корнилова и переехать в две комнаты на Рождественской улице.
14-го января. В церкви не были. Солдаты постановили пускать в церковь только по двунадесятым праздникам. Была обедница дома в 11 1/2. Вечером "Les deux timides".
18-го января. На днях приехала первая партия солдат /11 человек в 4-й полк/ на смену. Последние дни много разговоров относительно постановления охраны спирта /обещано до 400 р. каждому солдату/.
21-го января. Вчера и сегодня служба дома. Вечером "a la porte" /Тат. Ник. и Mr. Gilliard/.
27-го января. По постановлению солдатского комитета Панкратову и Никольскому предложено покинуть дом Корнилова и сдать должность. Комендант и офицеры утверждены. Относительно охраны спирта ничего еще не решено, по видимому, ничего не будет.
28-го января. Была утром в церкви /с солдатом конечно/. Всенощная и обедница были дома. О. Алексею все еще не разрешено служить /солдатским комитетом/ даже в его церкви. Вечером “La Bete Noire” /Татищев, Ол. Ник., Тта. Ник., Мар. Ник. и я/. В Корниловском доме после отъезда Панкратова и Никольского поселены /внизу/ Матвеев /новоиспеченный офицер 2-го полка большевиков/ и Киреев /председатель солдатского комитета/.
14-го января. В церкви не были. Солдаты постановили пускать в церковь только по двунадесятым праздникам. Была обедница дома в 11 1/2. Вечером "Les deux timides".
18-го января. На днях приехала первая партия солдат /11 человек в 4-й полк/ на смену. Последние дни много разговоров относительно постановления охраны спирта /обещано до 400 р. каждому солдату/.
21-го января. Вчера и сегодня служба дома. Вечером "a la porte" /Тат. Ник. и Mr. Gilliard/.
27-го января. По постановлению солдатского комитета Панкратову и Никольскому предложено покинуть дом Корнилова и сдать должность. Комендант и офицеры утверждены. Относительно охраны спирта ничего еще не решено, по видимому, ничего не будет.
28-го января. Была утром в церкви /с солдатом конечно/. Всенощная и обедница были дома. О. Алексею все еще не разрешено служить /солдатским комитетом/ даже в его церкви. Вечером “La Bete Noire” /Татищев, Ол. Ник., Тта. Ник., Мар. Ник. и я/. В Корниловском доме после отъезда Панкратова и Никольского поселены /внизу/ Матвеев /новоиспеченный офицер 2-го полка большевиков/ и Киреев /председатель солдатского комитета/.
Третьего дня комитет послал телеграмму, прося прислать сюда комиссара большевистского правительства.Вчера в местных телеграммах было известие о прекращении войны с Германией, Австрией и Болгарией и распущении армии, но одновременно с этим мирные условия Троцким не подписаны /?!/ Тут же напечатан приказ Крыленко погромного характера о распущении армии и проч.
Ф е в р а л ь
 |
| Е. А. Шнайдер |
2-го. Солдатский комитет не позволил Им и сегодня пойти в церковь. Обедница была в зале. Вчера дома всенощная. Ал. Ник. три дня лежал: подбил ногу. Сегодня встал.
4-го. Вчера и сегодня службы дома. Вечером "a la porte" /Т. Н. и Mr. Gilliard/ и "Packing up" /Мар. Ник., Анас. Ник. и Ал. Н./
7-го. Возобновление военных действий. Объявлена общая мобилизация. (!) По слухам немцы взяли Ревель, Режицу, Луцк и Ровно. Говорят в Иркутске японцы и там полный порядок.
10-го. Комендант получил телеграмму от комиссара над имуществом Карелина, что из учреждений Министерства двора больше никаких сумм на жизнь Царской Семьи выдаваться не будет и постановлено из числа их личных сумм выдавать им /по установленному для всех положению/ по 150 р. в неделю или 600 р. в месяц на человека. Государство дает только квартиру /губернаторский и Корниловский дома/ освещение и отопление и солдатский паек.
11-го. Вчера и сегодня службы дома. Вечером "Fluide de John" /2-й раз/ и "In and out a punt" / Тат. Ник. и Мr. Сibbs/.
12-го. По агентским телеграммам приняты совнаркомом мирные условия /унизительные/, тем не менее военные действия немцами продолжаются. Вчера и сегодня уехали три большие партии солдат нашего отряда. Из 350 чел. приехавших с нами останутся всего приблизительно человек 150. Жаль, что уехали лучшие.
14-го. Взят Псков. Вчера говорили упорно о взятии Петрограда.
16-го. Новые условия хозяйства /уволено 11 человек служащих, большие сокращения во всем/.
18-го. Службы дома вчера и сегодня. Вечером "The Cryst goyes" /Мг. Gibbs и Мар. Ник./ и "Медведь" Чехова.
20-го. Вчера вечером солдаты срыли ледяную гору /постановление комитета/. По слухам большие беспорядки в Тюмени.
26-го. Службы дома вчера и сегодня. Священник и певчие /4-5 чел. с регентом/ предложили даром служить. В Тюмени все успокоилось. Вечером “Packing up” (Мар. Ник. и Анас. Ник.) .
М а р т
3-го. Солдатский комитет /после долгих обсуждений/ постановил разрешить Царской Семье пойти в среду, пятницу и субботу утром в церковь. В отряде всего осталось приблизительно 150 человек. Уехал тоже некоторое время назад офицер 1-го полка Мяснянкин /его заменяет солдат/ и приехавший с нами член Ц. С. совдепа Бурняим.
М а р т
3-го. Солдатский комитет /после долгих обсуждений/ постановил разрешить Царской Семье пойти в среду, пятницу и субботу утром в церковь. В отряде всего осталось приблизительно 150 человек. Уехал тоже некоторое время назад офицер 1-го полка Мяснянкин /его заменяет солдат/ и приехавший с нами член Ц. С. совдепа Бурняим.
Солдатам надоело нас сопровождать на прогулках /я почти не выходила, Татищев только ходил к дантистке, гулял больше Долгорукий и Жильяр/; они хотели лишить нас вовсе прогулок, но потом разрешили нам выходить на 2 часа раз в неделю без солдат. /!/
10-го. Все вместе сегодня приобщались. Три раза были в церкви на неделе; остальные службы были дома без певчих. Пели Императрица и Дочки под управлением диакона.
11-го. Приехал из Омска большевистский комиссар /Дутман/.
13-го. Приехали из Омска 100 красногвардейцев для охраны города. Комиссар переехал в Корниловский дом.
15-го. Из Тюмени прибыло 50 красногвардейцев.
22-го. Тюменские красногвардейцы по требованию Омских уехали. Последние пока себя держат хорошо; наш отряд тоже. Весна в разгаре /на солнце вчера дошло до 21°/.
25-го. Вчера всенощная дома. Сегодня в 8 ч. утра обедница /в церковь не пустили/ без певчих; пели Императрица и Дочки под управлением диакона.
26-го. 3 члена совдепа приходили осматривать Корниловский дом /все хотят его занять/.
28-го. Вчера вечером был большой переполох по поводу того, - солдаты отказались пустить в дом № 1 чрезвычайного комиссара /недавно тоже прибывшего из Омска/ Дементьева. Вследствие выраженной последним угрозы можно было ожидать столкновения красногвардейцев с нашим отрядом. Наш отряд вооружился и принял все меры для защиты.
Слава Богу все обошлось мирно, после разговоров Дементьева с солдатами /выяснилось, что угрозы даже не было, а была вызвана что то вроде тревоги для проверки охраны/.
Говорят о нашем переводе или в архиерейский дом или в Иоанновский мон. /для безопасности когда начнется навигация/.
29-го. Сегодня утром Дементьева допустили осмотреть двор и караулы /в дом он не входил/.
30-го. Пришла из Москвы бумага /привез посланный отсюда солдат/ с приказом перевести нас из Корниловского дома в Губернаторский. С трудом и потеснившись нашли место в нижнем этаже. Получила разрешение вместо Паулины взять с собой в одну комнату Викочку /этого слова точно разобрать не удалось/. Вечером мы переехали. Алексей Ник. заболел.
31-го. Солдатский комитет осматривал людские комнаты с тем, чтобы перевезли в дом и всех людей, которые жили на стороне. Прислуге запрещен тоже выход из дома. Вообще приказано завести Царскосельский режим. Вчера простилась с Изой, которую не могу больше видеть. Только докторов пока свободно впускают и выпускают из дома.
Прибыли 60-70 красногвардейцев в город. Говорят идут около 300 чел. для пополнения нашего отряда из Москвы.
А п р е л ь
1-го. Комиссия осматривала дом.
8-го. Пришла телеграмма из Москвы одобряющая решение /слова “отрядного” нет в документе, прим. мое/ солдатского комитета о снятии Государем погон.
10-го. Приехавший вчера комиссар Яковлев был сегодня утром в доме. С ним прибыл отряд в 150 чел., набранный им по дороге. Никакого Московского отряда говорят не будет. Чрезвычайный комиссар /по Тобольск. губ./ Дементьев несколько дней тому назад уехал.
12-го. Комиссар Яковлев пришел в 2 ч. объявить, что Государь должен уехать с ним в 4 часа утра, он не может сказать куда /вероятно, по догадкам, в Москву и потом, б. м. за границу/.
А п р е л ь
1-го. Комиссия осматривала дом.
8-го. Пришла телеграмма из Москвы одобряющая решение /слова “отрядного” нет в документе, прим. мое/ солдатского комитета о снятии Государем погон.
10-го. Приехавший вчера комиссар Яковлев был сегодня утром в доме. С ним прибыл отряд в 150 чел., набранный им по дороге. Никакого Московского отряда говорят не будет. Чрезвычайный комиссар /по Тобольск. губ./ Дементьев несколько дней тому назад уехал.
12-го. Комиссар Яковлев пришел в 2 ч. объявить, что Государь должен уехать с ним в 4 часа утра, он не может сказать куда /вероятно, по догадкам, в Москву и потом, б. м. за границу/.
Предполагалось ехать всем, но из-за болезни Алексея Ник. этого нельзя; Государю же откладывать отъезд нельзя. Императрица решила ехать с Ним; Мария Ник. тоже едет с Ними. Остальные остаются здесь до поправления Ал. Ник. и до первого парохода. Бог даст недели через 3 поедем вслед. Комиссар Яковлев вернется за ними сюда. Татищев остается здесь.
Долгорукий и Боткин едут с Государем. Из прислуги едут только Чемадуров, Седнев и Демидова. Для охраны 5 стрелков и офицеры Набоков и Матвеев. Остальные стрелки и полковник Кобылинский остаются здесь. Ужасная ночь. В 4 часа уехали экипажи ужасные /а до Тюмени 285 верст/.
15-го. Были два раза известия с пути. Сегодня утром – о благополучном прибытии в Тюмень /вчера в 9 часов вечера/. Поставили в зале Походную Церковь и была отслужена обедня /пели 5 монашек/. Днем был крестный ход по городу. Епископ Гермоген арестован.
16-го. Были утром известия о благополучном следовании в поезде, но неизвестно куда и неизвестно откуда.
20-го. Три дня нет известий. Алексею Ник. слава Богу, лучше; третьего дня вставал. Два раза в день службы в Походной Церкви. Вчера с Детьми приобщались. Вечером пришло известие /телеграм. Матвеева/ что застряли в Екатеринбурге. Никаких подробностей.
22-го. Заутреня и обедня в зале /в Походной Церкви/, потом разговление /Ол. Ник., Тат. Ник., Анас. Ник., Татищев, Трина, В. Н. Деревенько, я, Кобылинский, Аксюта /пом. коменданта/ и Кс. Мих. Битнер. Никаких известий.
23-го. В 11 час. обедня.
24-го. Пришли письма из Екатеринбурга. Днем /с первым пароходом/ приехали из Екатеринбурга Набоков, Матвеев и 5 стрелков сопровождавших.
27-го. Были письма из Екатеринбурга. Приезжал Хохряков – председатель здешнего совдепа /переходим в ведение совдепа/.
28-го. Обедня и всенощная. За всенощной присутствовал Хохряков.
15-го. Были два раза известия с пути. Сегодня утром – о благополучном прибытии в Тюмень /вчера в 9 часов вечера/. Поставили в зале Походную Церковь и была отслужена обедня /пели 5 монашек/. Днем был крестный ход по городу. Епископ Гермоген арестован.
16-го. Были утром известия о благополучном следовании в поезде, но неизвестно куда и неизвестно откуда.
20-го. Три дня нет известий. Алексею Ник. слава Богу, лучше; третьего дня вставал. Два раза в день службы в Походной Церкви. Вчера с Детьми приобщались. Вечером пришло известие /телеграм. Матвеева/ что застряли в Екатеринбурге. Никаких подробностей.
22-го. Заутреня и обедня в зале /в Походной Церкви/, потом разговление /Ол. Ник., Тат. Ник., Анас. Ник., Татищев, Трина, В. Н. Деревенько, я, Кобылинский, Аксюта /пом. коменданта/ и Кс. Мих. Битнер. Никаких известий.
23-го. В 11 час. обедня.
24-го. Пришли письма из Екатеринбурга. Днем /с первым пароходом/ приехали из Екатеринбурга Набоков, Матвеев и 5 стрелков сопровождавших.
27-го. Были письма из Екатеринбурга. Приезжал Хохряков – председатель здешнего совдепа /переходим в ведение совдепа/.
28-го. Обедня и всенощная. За всенощной присутствовал Хохряков.
М а й
3-го. Хохряков приходит по несколько раз в день, видимо, очень торопится с отъездом. Приходилось ждать, из за здоровья Ал. Ник., который медленно поправляется, но, Слава Богу, теперь лучше; второй день выходит.
4-го. "Отряд" заменен красногвардейцами. Осмотр остальных предметов был отложен.
3-го. Хохряков приходит по несколько раз в день, видимо, очень торопится с отъездом. Приходилось ждать, из за здоровья Ал. Ник., который медленно поправляется, но, Слава Богу, теперь лучше; второй день выходит.
4-го. "Отряд" заменен красногвардейцами. Осмотр остальных предметов был отложен.
П Р
О Т О
К О Л
1919 года 16-го мая
Товарищ Прокурора Пермского Окружного
Суда Д. С. Тихомиров,
в присутствии Генерал Лейтенанта Дитерихса,
Инженера
Прапорщика Польских войск В. Я. Пржездецкого,
Начальника Пермской Городской
Милиции П. И. Данилова
и нижеподписавшихся понятых,
производил вырытие из
могилы трупов убитых большевиками и погребенных после Судебно-Медицинского
осмотра графини Гендриковой и гоф-лектрисы Шнейдер.
В
Пермское новое кладбище явились вызванные для опознания трупов Помощник
Пермского Губернского Инспектора Н. В. Градицкий, Помощник Начальника
Губернской тюрьмы Н. В. Бехтерев, быв. фельдшер Губернской тюрьмы Георгий
Александрович Мешковский и Надзирательница Губернской тюрьмы Татьяна Ивановна Репка,
знавшие Гендрикову и Шнейдер во время их содержания в Губернской тюрьме.
При
чем оказалось:
Могила
находится на Пермском новом кладбище, далее церкви, налево от дороги, возле
нее. Над могилой простой деревянный новый крест, на котором написано
карандашом: ГЕНДРИХОВА; ЗНАМЕРОВСКАЯ; ЛЕБЕТКОВА; ЕГОРОВА; ШНЕЙДЕР; МЕНГДЕН.
По
разрытии могилы в ней оказалось шесть простых деревянных гробов, на крышках
которых написано по одной на каждом фамилии – те же, что и на кресте. Из могилы
был извлечен гроб с надписью на крышке ШНЕЙДЕР.
По снятии крышки гроба труп
предъявлен свидетелям, причем Генерал Дитерихс, Мешковский, Градицкий, Бехтерев и Репка
опознали г-жу ШНЕЙДЕР по кофточке, длинному корсету, казенной рубашке и волосам
(длинные с проседью). Отрезана прядь волос и передана Генералу Дитерихсу.
Затем
был извлечен из могилы гроб с надписью на крышке ГЕНДРИКОВА. По снятии крышки
с гроба труп предъявлен свидетелям, причем они категорически признали труп
графини ГЕНДРИКОВОЙ: Генерал Дитерихс по чертам лица, по бровям и по белью; Градицкий - по лицу и бровям; Мешковский и Бехтерев – по
рукам, ногтям, рту, носу и зубам (нижние зубы мелкие, резцы выдаются). Была
отрезана прядь волос и передана генералу Дитерихсу.
Оба трупа были
сфотографированы инженером Пржездецким, помещены: ШНЕЙДЕР в желтый деревянный гроб,
графиня ГЕНДРИКОВА – в черный оцинкованный гроб и погребены в отдельной могиле,
вырытой близ дороги на том же кладбище, под деревьями. Над могилой поставлены
два креста с надписями.
Об
изложенном составлен настоящий протокол.
Товарищ
Прокурора Д. Тихомиров
Генерал
Лейтенант Дитерихс
ПОНЯТЫЕ:
Поручик Павел Яковлевич Начаров
Подпрапорщик
Василий Гуричев
Прапорщик
Польских войск Инж. Пржездецкий
С подлинным верно.
Судебный
Следователь по особо важным делам
Н.
Соколов.
ГА РФ, ф. 10243 оп. 8 катушка 1
