Записка графини Антонины Дмитриевны Блудовой на 25-летие царствования Николая Павловича (1850)

- Il n'y a pas de heros pour son valet de chamber (для комнатного слуги не бывает героя), - говорят французы. - Tous les contemporains sont des valets de chamber (все современники комнатные слуги), - говорит Паскевич. Правда, современники, видя вблизи недостатки великих исторических лиц, строже судят о мелочах; но зато они и подробности знают, драгоценные для будущего историка.

При Александре (здесь Павловиче) за модным вольнодумством французской философии последовал в высшем кругу какой-то неопределенный мистицизм, какие-то гостиные секты, но все это отзывалось старым либерализмом, боязнью наложить оковы на ум и совесть человеческую.

Не смотря на народный дух 1812 года, высшее общество и направление умов в правителях оставались иностранные. Сперва несчастья, потом ослепительная слава отечества, крепче привязали к нему; занимая первое место в Европе, мы тем более ее (здесь: Европу) любили и, слушая ее рукоплескания, силились более и более ей нравиться и ей подражать. Александр был величественным представителем России в Европе, а Русские космополитами, заботясь более о делах и происшествиях на Западе, нежели о собственном устройстве.

Английская конституция, немецкая просвещенность и французская литература тогда еще казались верхом совершенства равно для всех народов, особенно же для нас. Даже заговорщики, порицавшие все, что делало правительство, искали образцов для своей республики в Швейцарии и Америке и хотели переделать Россию и всех славян на чужой лад.

Космополитизм был тогда в большой чести. Великий Князь Николай Павлович, обожая старшего брата, благоговея перед его славою и великими качествами, ничем не отличался от других, в дела государственные не входил и жил счастливый в своей семейной жизни, не играя никакой роли в правлении. Однако с самого начала его царствования, сильный, прямодушный характер его и твердость воли дали ему то моральное влияние, без которого миллион штыков не может править и горстью людей.

Николай Павлович как-то сказал, что на Исаакиевской площади он взял первый урок на царство. Без опытности, без приготовления, без честолюбивого желания власти, он вдруг узнал все опасности, угрожающие престолу, всю неблагодарность и коварство стольких лиц, облагодетельствованных его братом.

В неизвестности о сообщниках бунта, один среди ужасной бури, должен он был следовать лишь собственному внушению, полагаться на помощь Провидения, которое, почти против его воли вручило ему судьбу Отечества. Не гордая самонадеянность, не алчное властолюбие подкрепили его в сию роковую минуту. "Я не искал престола, не желал его, - говорил он еще недавно. Бог поставил меня на этом месте и пока Богу угодно будет оставить меня тут, я буду исполнять долг свой, как совесть велит, как убежден, что должно и нужно действовать".

Эта вера не увлекла его в мистицизм, но сильно и непоколебимо привязала к родной Православной церкви, и с любовью к ней слилась у него и горячая любовь к отечеству, любовь ко всему Русскому, всегдашняя готовность жертвовать собою, жертвовать своею жизнью за спокойствие, за величие, за славу России.

Привычка говорить по-русски, даже с женщинами (дотоле неслыханное дело при дворе), любимый казацкий мундир, им первым введенный в моду, привычка петь тропари праздничные и даже всю обедню вместе с хором в церкви - это одни мелочи; но модные дамы времен Александра рассказывают, какое это сделало впечатление, как удивило, как показалось странным, причудливым, и какой сделало переворот в гостиных, а впоследствии и в семейной жизни, и в воспитании, и мало-помалу разбудило народное чувство и дало повод тому стремлению возвращаться к отечественному, которое нынче слишком далеко увлекает иных и даже доходит до смешного руссицизма.

Разумеется, всему есть границы; но мы должны сознаться, что замечательнейшая черта нашего времени есть - сильное, может, чрезмерное чувство народности, привязанность к обычаям и к языку родного края. Но это чувство было усыплено, появлялось разве между некоторыми учеными или литераторами и вовсе не замечено было большинством.

Николай Павлович при восшествии на престол первый у нас показал пример, и поколение, при нем взросшее, уже далеко отступило от иностранных мнений и с любовью и рвением старается о родном. В своих привычках и привязанности ко всему национальному Николай Павлович опередил своих современников. Не панегирик хочу писать, и знаю, что есть в нем недостатки.

Il a les defauts de ses qualites et les qualites de ses defauts (Имеются изъяны в его достоинствах и достоинства в его изъянах). Хочу только сказать, что его добродетели, и недостатки, большей частью именно добродетели и недостатки русского человека вообще, и хорошие качества у него, как и у народа, далеко превосходят дурные: в них нет, по крайней мере, ничего мелкого.

Слишком большая поспешность, не всегда разумное удальство, вспыльчивость, часто доходящая до крутости, забвение или пренебрежение разрешенного порядка, чрезмерное отвращение от всего, что походит на театральный эффект, отвращение, которое иногда придает вид холодности или гордости - недостатки, в которых почти каждый русский человек может узнать свои собственные недостатки.

Современники часто страдают от последствий таких недостатков и часто должны на них жаловаться; но вряд ли кто не забыл о них в те важный минуты, в которые опасности, радости или огорчения встречались нам и ему, и в которые так твердо и с такою любовью и Государь, и Россия показали себя достойными друг друга.

При нем ни одна война не начата для завоеваний. Однако Греция восстановлена, Сербия поддержана, Молдавия и Baлахия устроены, т. е. потрясена до основания Турецкая империя. При нем законы наши приведены в ясность, истолкованы, исправлены. При нем и под его покровительством сколько полезных ученых изысканий в России.

Его можно винить в деятельности, может быть слишком большой, но, конечно, не в ленивой. Сколько новых учебных заведений, сколько стараний способствовать к благосостоянию и просвещению народа! Внутренние сношения наши насколько облегчены! Шоссе начаты или назначены по всем краям России; железные дороги им начаты против мнения всех министров, флот им поднят; судоходство везде поощряемо.

Скажут, дурно исполняется все это, медленно идет вперед; но в исполнение не он приводит, а мысль ему принадлежит! Церковь Православная особенно обратила на себя его заботу, как наиважнейшее, священнейшее сокровище России. Усердно занимаются устройством сельского духовенства, воспитанием их детей; стараются о средствах искоренения раскола.

Говорят, - дурных выбирает он людей. Может быть, и в самом деле людей мало у нас, как и везде; может быть, и он виноват. Но не все же выборы дурны, если сделано много хорошего, и многое даже хорошо сделано. В его положении, он не может высоко ценить его окружающих и невольно должен судить и о других по ним.

Тут-то главный его недостаток; как все цари, как почти все люди высшего круга, он видит обычно лишь малое число людей приближенных, слышит их мнения, судит по их донесениям, видит их глазами, - и только одна природная возвышенность, одни порывы его светлой души спасают его от заразы мелкости и плоскости чувств этих людей.

Разумеется, и между ними есть исключения, но их мало, и именно потому, что он не может искренно уважать эту придворную coterie (не нахожу русского слова), он привык на одно собственное мнение полагаться и забывает, может быть, иногда, что всякому человеку, для того, чтобы иметь отчетливое и ясное мнение, нужно или своими глазами все видеть (что просто невозможно никакому смертному) или слушать мнения различных людей и между ними выбирать.

У нас же дела решаются (часто самые важные) по представлению одного какого-нибудь министра или генерал-губернатора, и эти господа до того исключительно заняты своей отдельной частью, что никогда и не мыслят о нуждах целой Империи, и одному Государю предоставлено попечение о пользе общей.

Случалось, что такие люди имели бесстыдство хвастаться потом, что обманули Государя; случалось, что чрез несколько времени приходилось совершенно переменить закон, какой оказывался или невозможным в исполнении, или вредным по его влиянию на другую важнейшую часть управления.

Как всякий человек, Государь не безгрешен и ошибается; но в нем есть еще одна прекрасная черта возвышенного ума и чистой души: он охотно умеет признаваться в ошибке, когда удостоверится в ней, и не боится переменять мнение, которое доказано ложным или неуместным.

Другая прекрасная черта его характера и вместе характера русского: он не злопамятен и умеет прощать обиды и забывать о них. В нем есть и русское, может быть, и не очень давно развитое, но общее чувство отвращения к смертной казни. В нем сильно развита семейная любовь и патриархальное чувство, столь свойственное всем славянам.

Все, что похвально в нем и все его недостатки, равно принадлежат характеру родного нашего края и, как сказал один молодой человек: - Государь такой Русский, что нельзя и вообразить себе, что в нем есть даже одна капля чужестранной крови (и это было небезразлично всем представителям династии Романовых (прим. ред.)). Дай Бог нам еще долго сохранить его!…