СКАЧАТЬ КНИГУ В PDF: загрузить
Австрийскому поэту оказались близкими течения в русском искусстве конца XIX века, связанные с поисками орнаментализации и стилизованного подновления древнерусской старины (так называемый псевдорусский стиль).
Аналогом этих явлений в литературе были прежде всего «Симфонии» Андрея Белого и стилизованные апокрифы А. Ремизова, размывавшие (подобно древнерусским «словесам») грань между поэзией и прозой, создававшие образцы ритмизованной прозы или сросшейся с прозой поэзии.
Австрийскому поэту оказались близкими течения в русском искусстве конца XIX века, связанные с поисками орнаментализации и стилизованного подновления древнерусской старины (так называемый псевдорусский стиль).
Аналогом этих явлений в литературе были прежде всего «Симфонии» Андрея Белого и стилизованные апокрифы А. Ремизова, размывавшие (подобно древнерусским «словесам») грань между поэзией и прозой, создававшие образцы ритмизованной прозы или сросшейся с прозой поэзии.
Собственные апокрифы Рильке создал в книге «Рассказы о Господе Боге» (1899).
Р. М. Рильке - Е. М. Ворониной
Шмаргендорф-Берлин, 27 июля 1899
Р. М. Рильке - Е. М. Ворониной
Шмаргендорф-Берлин, 27 июля 1899
«Во всем русском есть великая гордость, но думали ли вы когда-нибудь о том, что гордость и смирение - почти одно и то же, что, пожалуй, именно сходство обеих чувств можно даже было бы принять за меру их истинности и верности…
А чувствовали ли вы когда-нибудь, что к этому пониманию можно прийти только в России! Перед маленькой часовней Иверской богоматери в Москве - коленопреклоненные люди выше тех, которые стоят. А те, что склоняются, выпрямляются до гигантской величины - так это бывает в России...
Я становлюсь всё более чужд немецким вещам, а когда я буду знать русский язык и смогу говорить на нём, я буду чувствовать себя до конца русским. Тогда я трижды, как православный, поклонюсь Знаменской, которую люблю больше всего, лишь подчиняясь чувству, что становишься исповедником этой гордости и покорности, и стремясь всё время подтвердить это,... причём не в Исаакиевском соборе, а скорее в той маленькой церквушке, которую Васнецов построил в Абрамцеве, или в той, что находится в селе Останкино, или... ещё в какой-нибудь, где [иконы] Богоматери обладают величием, девственностью и женственностью...
А чувствовали ли вы когда-нибудь, что к этому пониманию можно прийти только в России! Перед маленькой часовней Иверской богоматери в Москве - коленопреклоненные люди выше тех, которые стоят. А те, что склоняются, выпрямляются до гигантской величины - так это бывает в России...
Я становлюсь всё более чужд немецким вещам, а когда я буду знать русский язык и смогу говорить на нём, я буду чувствовать себя до конца русским. Тогда я трижды, как православный, поклонюсь Знаменской, которую люблю больше всего, лишь подчиняясь чувству, что становишься исповедником этой гордости и покорности, и стремясь всё время подтвердить это,... причём не в Исаакиевском соборе, а скорее в той маленькой церквушке, которую Васнецов построил в Абрамцеве, или в той, что находится в селе Останкино, или... ещё в какой-нибудь, где [иконы] Богоматери обладают величием, девственностью и женственностью...
Там, где класть поклоны не означает ритуал..., а лишь выражение могущества и кротости одновременно. Нечто, что лишь косвенно относится к крестам и иконам, и в целом имеет исключительное значение лишь для того, кто этим полон, к егo страсти, к его любви, к переживаниям его души.
Скрыто ли в этом нечто, что просит выхода наружу, когда русский крестьянин вот так кладёт поклон за поклоном? Я вижу: вот он приходит в церковь и всё кланяется и кланяется, и, кланяясь, он начинает укачивать в себе Бога и укачивает его своими движениями, как ребёнка, которого надо убаюкать; потому что его Бог внутри него, как дитя в колыбели, и, наверно, как раз теперь беспокоится: вот он и качает его туда и сюда, туда и сюда».
Скрыто ли в этом нечто, что просит выхода наружу, когда русский крестьянин вот так кладёт поклон за поклоном? Я вижу: вот он приходит в церковь и всё кланяется и кланяется, и, кланяясь, он начинает укачивать в себе Бога и укачивает его своими движениями, как ребёнка, которого надо убаюкать; потому что его Бог внутри него, как дитя в колыбели, и, наверно, как раз теперь беспокоится: вот он и качает его туда и сюда, туда и сюда».
