Был выезд Их Императорских Высочеств (здесь Павел Петрович и Мария Федоровна) из Царского Села в Красное Село, где изволили и ночевать, а поутру были в церкви, обедню и молебен отслушали и севши в кареты поехали в Нарву и провожал Их Высочеств С.-Петербургский губернатор Устин Сергеевич Потапов до самой границы наместничества смоленского, где встречены были Их Высочества наместником князем Репниным (Николай Васильевич) и во Пскове городе изволили жить три дня и город все оные дни был иллюминован разными огнями, также и маскарад был до самого свету.
И на другой день Их Высочества изволили быть в соборе и Божественную литургию слушали. После всего сели в кареты и поехали в наместничество Новой России, называемое Могилевское, и князь Репнин провожал до самого оного наместничества, а тут встречены были наместником графом Чернышевым (Захар Григорьевич) и в Могилеве изволили жить четыре дни.
Город также весь был в иллюминован и в соборе изволили быть, и маскарад пребольшой был также до свету. А после граф Чернышев просил Их Высочеств к себе в местечко, называемое Чечерское, пожалованное Всемилостивейшей Государыней ему, и в первый день, как изволили приехать, то представлена была комедия русская и вместо актеров играли русские господа и госпожи чрезвычайно хорошо и Их Высочества очень были довольны.
По прошествии комедии был бал и иллюминация, а на другой день был в вечеру фейерверк против самого дома и очень хороший. А на третий день выехали из оного местечка и граф Чернышев провожал до самой Малороссии, а как скоро доехали до границы, то встречены были Их Высочества наместником и фельдмаршалом графом Петром Александровичем Румянцевым и также Их Высочества изволили заезжать в его местечко и одну ночь ночевать.
Оный граф Румянцев сделал для Их Высочеств большой бал, и все оное местечко было также в огне и ельником было убрано очень хорошо. А на другой день поехали в Киев и два дня ехали до Киева, ибо очень великие пески были под Киевом. Потом, как чрез реку Днепр переехали, то встречены были всем генералитетом и, въехавши на гору в Киев, тут встретил у святых ворот Монастыря святых угодников Антония и Феодосия Печерских митрополит киевский (Гавриил (Кременецкий) с крестом и с образами и со всем духовным причтом и от святых ворот до церкви шли по правую сторону киевской семинарии члены, а по левую руку певчие и как вошедши в церковь, тотчас начался молебен, по окончании ж оного пушечная пальба и колокольный звон весь день был до вечерен.
И Их Высочества изволили из церкви пойти и просили митрополита, архиереев и архимандритов к себе во дворец к обеденному столу, потом сели в кареты и изволили приехать во дворец, где встретил их у самого крыльца граф Румянцев со всем генералитетом. И стол был приготовлен на полтораста персон и за столом была вокальная музыка и Его Императорское Высочество вместе с Великой Княгиней изволили из бокала пить за здравие Всемилостивейшей Государыни (Екатерина Алексеевна) и пели в итальянской манере трое певчих митрополитских киевских Ее Величеству похвальные стихи и тут была пушечная пальба.
А после граф Румянцев, взявши бокал, зачал за здравие Их Высочеств пить и поздравлять с благополучным приездом в Киев и со всем своим генералитетством и от духовенства также поздравление было; потом киевский митрополит, взявши в руки бокал и все духовенство зачали пить за здравие Их Императорских Высочеств Великих Князей Александра Павловича и Константина Павловича и после Их Высочества обе персоны изволили всех отблагодаривать.
И после стола допущены все были большие персоны к руке к Их Высочествам и разъехались все по домам своим. Тут Их Высочества изволили в тот вечер отдыхать. А на другой день вице-губернатор (Матвей Семенович Бегичев), приехавши во дворец, просил Их Высочеств и всех в свите дам и кавалеров к себе на Подол к обеденному столу. К генералу Бегичеву изволили Их Высочества поехать нарочно поранее, чтоб все на Подоле (историческая часть Киева) монастыри объездить до обеда и в каждом монастыре изволили слушать молебны и весь гарнизон стоял в строю.
По прошествии всего изволили приехать к генералу Бегичеву и сели за стол в шестидесяти персонах и также за здравие изволили пить напитки и во весь стол была музыка вокальная и после стола недолго изволили сидеть. Потом Их Высочества просили всех дам и кавалеров к себе во дворец на бал. По прошествии оного приехали во дворец и как все дамы и генералы съехались, то граф Румянцев доложил Его Высочеству: - Прикажете ли фейерверк зажечь прежде бала, - что Их Высочествам было очень мило.
Об этом фейерверке никто не знал - он был секретно сделан под горою; и Их Высочества как скоро подошли к окошкам, так вдруг вспыхнул огонь и начали разные штуки представляться и всем зрителям очень было весело и щит (?) также был очень хороший. После сожжения фейерверка начался бал и танцевали до десяти часов, а после Великий Князь изволил пригласить у себя отужинать и после стола все разъехались по домам.
На третий день Их Высочества поутру послали к митрополиту, что намерены к святым мощам приложиться и по пещерам походить. Итак, сам митрополит приехал за Их Высочествами и поехали вместе в монастырь и во обеих святых угодников Антония и Феодосия пещерах изволили быть вместе и с Великой Княгиней, а потом и вся свита кавалеры и дамы и служители. И прямо из пещер Их Высочества изволили поехать в монастырь Софии Премудрой, где мощи лежат святой великомученицы Варвары и тут Их Высочества изволили слушать обедню и молебен и сам митрополит служил с большой церемонией; по прошествии Божественной литургии, изволили прикладываться к святым мощам и также изволили ездить по всем монастырям и все духовенство было приглашено к обеденному столу, а в вечеру все генералы ужинали у Великого Князя.
И на четвертый день поутру все были во дворце, как духовенство, так и генералитет и прощались с Их Императорскими Высочествами, в больших слезах обе персоны были и в слезах изволили сесть в карету и как скоро стали ехать городом, то все полки были в строю и звон во всех монастырях и церквах и пушечная пальба была со всего города.
Граф Румянцев и генерал Бегичев провожали Их Высочества до самой границы, называемое местечко Броды, где великие путешественники граф и графиня Северные простились с графом Румянцевым и генералом Бегичевым и в больших слезах были все. Тут Великий Князь запретил всей своей свите, чтоб его не называть так, как он есть, а почитать и называть за графа и графиню Северных.
Потом въехали мы в Польшу польского короля и от короля везде было поставлено по целому эскадрону жолнеров и лучших лошадей панских под всю свиту и у каждой повозки по жолнеру ехали почта от почты. И через неделю приехали мы в город Вишневицы, где нас встретил во дворце сам король польский (Станислав Август Понятовский) и чрезвычайно с обеих сторон была у них великая радость и нам, всей свите, были отведены покои во дворце у короля, кушанье, напитки и все прочее было от короля и мы очень были довольны Его Величеством и Их Сиятельства граф и графиня Северные изволили жить у короля в Вишневицах четыре дня и король давал Их Сиятельствам балы, концерты и фейерверк против дворца был очень хороший.
И в пятый день поутру изволили Их Сиятельства выехать из оного города и через неделю мы приехали в Польшу Римского Императора (Иосиф II), в его часть, доставшуюся ему по разделу Польши и много проезжали местечек и городов очень хороших. Извините меня господа, что я всех не упомню вам именем сказать, а что помню и где, сколько жили и что видели, то вам и описываю. Для меня и этого довольно.
А больше всего удивило нас что? Приехали мы в город Бельск (Бохня), бывший польский, а теперь императорский стало быть по разделу. Оный город стоит на соленой горе, весь каменный строением, а среди оного города сделан деревянный сруб, в этом срубе большое круглое колесо и шесть лошадей заложены и кругом все ходят и от оного колеса в эту гору вниз выкопана яма четвероугольная, наподобие колодца и глубиной, нам сказывали, тридцать сажень (64 м), над оной ямой сделана машина и претолстый канат на бревне кругом обмотан и как скоро станут эту машину лошади кругом вертеть, то и бревно начнется ж вертеться и на этом канате в эту яму опускают лошадей и людей.
Нам было всем удивительно, захотели мы полюбопытствовать и посмотреть этой соли, то попросили мы тутошнего офицера, который к этому приставлен и он нас всех десять человек посадил на этот канат и на оном канате сделано двенадцать верёвочных сиделок - шесть человек садятся на самом конце каната, а еще шесть повыше над теми и с нами по одному их человеку сели и у них у каждого в руке по фонарю и по палочке и мы сели все лицами вместе, а спинами врозь и начали в эту пропасть опускать и мы все стали кругом вертеться и кроме фонарного света ничего не видать нам и эти два человека, которые с нами, только от стены отпихивают этими палочками, чтоб нам спинами не колотиться.
И как скоро спустились вниз, то мы увидели премножество свечей и людей. И привели нас в кирку католическую, там находящуюся, которая возделана из соли - престол, распятие и Богоматерь, и каждую неделю бывает служба и пастора на оном же канате опускают. Потом от оной кирки пойдет переулок так широк, что можно свободно ехать парою в карете и нам подвезли всем низенькую тележку и посадили и помчали, а куда везут и сами не знаем, а только и видим, что все кругом едем и везде свечи по обе стороны горят, что над нами соль и под нами соль и с боков соль, и на пятнадцатой версте остановились и других лошадей переменили и опять поскакали и мы все в такую робость пришли, что уж думали "конечно всех нас во ад везут" и мы начали сами себя бранить, что "не чёрт ли нас сунул в эту пропасть".
Потом привезли нас к колодцу; оный колодезь на самом дне этой глубины и от него считают мерою до верху, откуда нас спускали 80 саженей (170 м) вышины. В этом же колодце вода пресная, а не соленая и все ее люди пьют и лошадей поят и чрезвычайно чистая и светлая: во всем городе нет такой чистой воды и здоровой, даже для Их Сиятельств графа и графини Северных оную воду употребляли для чая и стола.
Сверх всего оный колодезь так глубок, что опускали чугунную гирю и сколько не навязывали веревок ни как не могли дна достать. И нас всех посадили опять на ту же тележку и привезли нас к конюшне, в которую ставятся 20 лошадей: оная конюшня вся из соли сделана и ясли, во что овес дают лошадям. Оный ящик из соли ж, а лошадей для того там держат, оную соль ее не ломают, а вертелом вывертывают большие дыры и начиняют порохом и так ее рвут большими кусками, а после расколачивают ее молотами и насыпают бочки и на тех тележках лошадьми вывозят оные бочки против самой дыры, где нас опускали, и поднимают наверх на том же канате и оная соль идет во всю Польшу и "теперича" польский король платит Римскому Императору четыре миллиона в год за то только, чтоб отпустить в его Польшу оную соль.
После всего оного нашего смотрения привезли нас против оной дыры и на том же канате всех подняли и мы как свет увидели чрезвычайно обрадовались, что Бог нас всех живых вынес из оного ада.
На другой день Их Сиятельства взяли на себя труд и все дамы и кавалеры изволили ходить пешком и смотреть оную соль, то для Их Сиятельств было приготовлено внизу под горою ход в эту гору и к самому колодцу можно (было) прийти, однако ж граф и графиня изволили все те места объездить, где и мы были, и для Их Сиятельств была приготовлена коляска в четыре лошади и чрезвычайно изволили дивиться всему оному, а особливо колодцу и свежей воде и, вышедши из оной горы, изволили пожаловать на всех тут рабочих людей сто червонных, а офицеру тутошнему часы золотые.
При том на третий день выехали из оного города Бельска и ехали две недели до города называемого Винтез, где Его Императорское Величество (Иосиф II) изволил сам встретить за десять миль от столичного его города Вены, где он всегда свое жительство имеет, и с нашим посланником князем Дмитрием Михайловичем Голицыным и тут с обеих сторон такая нечаянная радость была на подобие родных.
И Его Императорское Величество изволил сказать нашим высоким путешественникам графу и графине Северным, что "я на силу вас моих любезных мог дождаться" и все вместе изволили за столом сидеть кушать. А на другой день Император показывал два полка пехоты и два конницы и всю экзерцицию делали за городом, а после подвезли кареты и граф и графиня посадили Императора с собою в карету и вместе все поехали в Вену в столичный его город и так нас мчали, что мы почти и не видали тех 10 миль, как проехали и в вечеру в 8-м часу приехали в Вену к Римскому Императору.
Где Его Императорское Величество изволил принять с большою радостью и церемонией и комнаты были приготовлены в его дворце для всей свиты, а Их Сиятельствами Северным близко своих комнат были приготовлены покои.
А на другой день приехали из Монбельярда (sic) нашей графини Северной (здесь великая княгиня Мария Федоровна) батюшка (Фридрих Евгений Вюртембергский), матушка (Фридерика Доротея София Бранденбург-Шведтская), братцы и сестрица, всей оной фамилии считается, выключая отца и матери, сыновей 9, дочерей 2, одна девицею, называется принцесса Елизавета, а другая за нашим графом Северным.
И тут была пребольшая радость и слезы с обеих сторон и оный принц старик как увидел нашего графа и бросился к нему на шею и со слезами всего его расцеловал, даже что руки и платье на нем и на силу рассталась. И был стол пребольшой и с музыкою. А после стола изволили все отдыхать от дороги.
А ввечеру у Его Величества на придворном его театре была опера-буфа итальянская, где все высокие персоны были. И так Его Величество Император Иосиф Римский изволил объявить нашим высоким путешественникам графу и графине Северным, что не намерен их от себя прежде шести недель из Вены отпустить.
И в оные шесть недель был у Римского Императора самый их большой праздник первого его ордена называется "Золотое руно". Оный орден - золотая цепь надета на правое плечо и золотой с брильянтами барашек.
Итак, поутру, проснувшись, мы увидели из окошка, что кругом дворца и до самой кирки, где его мать погребена Мария Терезия по улице по обе стороны в большом параде полки стоят и 500 человек конницы гусар, пребогато одетых, возле Его Величества кареты; оная карета заложена цугом соловыми такими лошадьми, что Великий князь изволил сказать, "у нас на придворной конюшне нет таких лошадей"; шоры шитые золотом, карета вся раззолоченная и с камнями, на верху оной кареты брильянтовая корона.
И как Император изволил выйти из покоев своих, то Его Величество встретили в сенях наши граф и графиня Северные с их батюшкой и матушкой и со всей фамилий и Его Величество изволил просить, чтобы его проводить до кирки святого Стефана - самая большая и старинная оная кирка первая по всей Римской Империи, где все Императоры кладутся.
Император был одет во всей своей царской одежде, сверх оного мантия зеленая бархатная, шитая золотом и с разными каменьями; сверх оной мантии надето через плечо "Золотое руно" и только пять персон его фельдмаршалов оный орден имеют, которые все в таком же одеянии за ним следовали.
И как скоро Император изволил сесть в карету, то "честь сделали" всеми полками на карауле; в барабаны и музыка играла до тех пор, покудова изволил доехать до кирки. А после подвезены же пребогатые придворные кареты под наших путешественников и граф посадили в большое место батюшку и матушку, а сами сели супротив их.
И как народ увидел, то весь бросился к карете смотреть на наших Северных и солдаты никак не могли отогнать и граф наш просил генерала, который ехал верхом возле стекла, чтобы запретил солдатам народе отгонять и столько было народа в то время на улицах и на крышах, что негде было яблоку упасть.
Приехавши в кирку св. Стефана, то Император стоял в своём месте и с кавалерами, а для наших особливое место было сделано на левой руке и красным сукном устлано. И службу отправлял родной брат Римского Императора епископ с прочими кардиналами (а по-нашему называется архиереями) и церемония большая была и на органах играли с музыкой с скрипками, валторны и кларнеты, a певчие их пели под голос музыки и такой был шум и гам, что от непривычки принуждены наши путешественники уши свои пальцами затыкать.
И как кончалась служба их католическая, то Император, сошед со своего места и подошёл к жертвеннику, стал на колени сжамши руки, а после поклонился где стоят большие персоны и пошел из кирки воне. Севши в карету и с такой же церемонией поехал во дворец, а за ним и все поднялись.
И как скоро наши Северные сели в карету, то опять народ бросился к карете и провожал до самого дворца, за Императором столько не было конвою, сколько за нашими народа. И с тех пор не стал наш граф так публично ездить, что способа нет от народа пройти.
Показывал Император нашим арсенал, где все военное оружие его и завоеванное лежит; оный арсенал сделан в большом каменном доме четвероугольным замком в два этажа и в одни вороты; среди двора накатаны в четыре ряда пушки и все новые мортиры и ядра премногое множество, а по стенам висят претолстые железные цепи, также у турки завоеваны.
Как взойдешь по лестнице в верхний этаж, то представится тебе галерея длинная; в оной галерее по обе стороны все новые ружья стоят счетом на четыреста тысяч сейчас готовы, а по стенам - тесаки, штыки и замки все новые.
Из оной галереи выйдешь в другую галерею, тут по обе стороны лежат и по стенам висят всё конская сбруя, седла и с чепраками, и с уздечками и с пистолетами совсем в готовности только на лошадь положить.
В третью галерею придешь, тут увидишь премногое множество богатырей и все восковые сделаны, надеты в латы разные и в панцирях и тут мы все испугались, считали что, конечно, живые, иные на лошадях сидят, а другие на ногах стоят.
В четвертой галерее всех полков пехотных и конных, сколько у Императора есть армии, знамена и штандарты.
В нижнем этаже, также во всех четырех галереях, по сказкам нам, на всю армию (400000) вся новая амуниция, мундиры (вся пара новая), гренадерские и мушкетёрские картузы, башмаки, штиблеты черные гарусные, рубашки, портупеи, перевези и всё, что принадлежит до солдата с ног до головы, все готово, также и патронов несколько миллионов готовых лежат.
Солдату цесарскому всякому, какова бы полку не было, в день жалованья 8 копеек, квартера, дрова, свечи государевы и солдаты все в башмаках ходят и штиблеты черные гарусные и сколько хочет солдат износить в год, как скоро худы, "то, поди, к своему ротному капитану - худые оставь, а новые надень".
И каждый капитан получает в год на свою роту жалованья и амуницию всю, что принадлежит до солдата. И как скоро умрет солдат, то должен капитан на его место сыскать из охотников, а не "поневоле". И у них никогда не бывает рекрутского набора, а все из охоты идут и опять палками не штрафуют, а за пьянство или какие малые вины сажают "на хлеб и на воду" в темный чулан, а за большие вины гоняют сквозь строй и посылают, скованного в каторгу.
Солдату ж положено двадцать лет выслужить и, по прошествии оных лет, ежели он не хочет больше служить Государю, то отставляют его в отставку и двойное ему жалованье по смерть его идет шестнадцать копеек и место, куда он желает. Офицер же никакой штаб не имеет у себя, солдата и не может взять даже послать за своим делом, а все офицеры нанимают людей для своих услуг.
Смотрели мы все вещи Императорские: короны и все брильянты, медали золотые и серебряные и всю царскую одежду, картинную галерею и портретную всех царей и королей, еще фарфоровую фабрику, которая очень хорошая и где на всю фабрику глину готовят. Ежели ж какая женщина или девушка в чем погрешит, то таких за вину их на срок сажают в такой дом, где на всю армию на солдат рубашки шьют и наденут на нее парусинный балахон.
За городом есть большой плац-парад, на котором был сделан городок и десять полков оный разбивали, где все большие персоны изволили быть. И для их была нарочно сделана галерея, откуда смотрели, и Император и наш граф Северный и батюшка ездили верхом. И командовал старший его фельдмаршал, а другой фельдмаршал был в городу с несколькими полками, которые защищали город.
И четыре часа продолжался беспрерывно огонь из ружьев и из пушек и одному канониру обе руки оторвало прочь по локоть, и наш граф пожаловал ему сто червонных. И как взяли оный город и фельдмаршала в полон, тут большая была виктория. И в вечеру был зажжён фейерверк очень хороший и наш граф чрезвычайно был весел и доволен Его Величеством.
Император сам изволил признаваться пред Великим Князем, что мои солдаты не могут так смелы быть, как ваши и Великий Князь сказал "это правда, что и я приметил, не так смелы к огню, как русские; конница очень хорошая цесарская, а пехота далеко от русских отошла".
Теперь начну город Вену Вам описывать: в оном городе все строения каменные и палаты высокие этажов о пяти, шести, семи и осьми и улицы узонькие, как в Риге; архитектуры очень хорошей есть много домов. Кругом города каменная стена и ров так же, как в Риге, только шире и глубже, без воды, сухой. И кругом города, позади рва, батареи и пушек премножество; на стене и на батареях также и мортир, бомб, ядер и всего оного запаса премногое множество.
Накануне нашего отъезда из Вены Его Императорское Величество изволил жаловать всех в свите кавалеров и дам по золотой с брильянтами табакерке, а служителям всем - по золотой медали в 85 червонных весом и по 25 червонцев каждому человеку.
И по происшествии шести недель изволили наши высокие путешественники граф и графиня Северные откланиваться Его Императорскому Величеству, также прощаться с батюшкою, и с матушкою и с сестрицею, и тут прощанье было в больших слезах. И Его Величество изволил сам провожать десять почт от Вены; также заезжали смотреть Императорские железные заводы, где всё водою действуют.
После оного приехали в один католический, по-нашему, монастырь и жили три дни и прощались со всеми. Его Величество изволил поехать назад в Вену, а батюшка с матушкою поехали в Монбельярд со всею своею фамилией.
Его Величество (Иосиф II) изволил поехать назад в Вену, а батюшка с матушкой (здесь великой княгини Марии Федоровны) поехали в Монбельярд со всей своей фамилией. Приехали мы в самый пограничный город Дрезд (Триест), оный стоит на берегу Средиземного моря. В оном городе половина народа немцев, а половина итальянцев и корабельная гавань очень хорошая; устрицов премножество и отпускают из оного города и в другие государства. Тут жили мы три дня.
По прошествии оных дней выехали мы из оного города в Итальянскую землю и простились с немецкой землей. Ехали мы Италию декабрь, январь, февраль, март и зимы ни клочка не видали; в оные месяцы апельсины и лимоны на деревах висели. Приехали мы опять на берег к Средиземному морю в маленькое местечко, где весь экипаж мы оставили в оном местечке, а под нас, под всю свиту, были приготовлены суда, куда и всех нас посадили и поплыли по Средиземному морю в город Венецию.
Приехавши в оный город, то встретили итальянцы наших Северных, графа и графиню, с большой церемонией и стала вся свита в большом трактире. Оный город стоит весь на море и во всех улицах всё каналы и ежели надобно из дома в дом перейти, то через воду переехать. Однако через каждый канал есть каменные мосты и во всем городе только одно место есть пустое, где у них называется "плац-парад"; воду ж возят в оный город пресную на судах из того местечка, где оставлен наш экипаж, на весь город Венецию.
И в оном городе нет ни карет, ни лошадей и есть много таких людей, которые от роду своего не знают, что есть на свете лошадь и как может человека возить, а там все пешком ходят и по воде ездят в гондолах (гантонах) (по-нашему в шлюпках). В оном же городе есть монастырь греческий (Сан-Заккариа), куда наши графы изволили ездить водою в шлюпках и слушали Божественную литургию и служил оного монастыря архимандрит.
Потом оные итальянцы делали для Северных-путешественников шлюпочное катание и пущались в запуски, которая чью обгонит. И для Северных графов была приготовлена большая под зонтиком раззолоченная шлюпка, на которой изволили сидеть наши высокие путешественники, граф и графиня Северные, с прочими кавалерами и дамами и ездили по городу каналами и въезжали на Средиземное море.
Потом на "плац-параде" был сделан фейерверк в воротах очень хороший. Прежде ж фейерверка травили итальянцы быков собаками. После оной травли возили на четырех быках четыре триумфа - сделаны на четырех колесах одноколки, каждая под зонтиком, и в них сидели разных сортов одетых маленьких мальчиков и девочек в пастушье платье - белое тафтяное и розовыми лентами перевязаны, а на головах у них венки из разных цветов и у каждого на руке по корзиночке с цветами, оные цветы кидали они под ноги наших Северных и на каждой колеснице разные были музыки, - очень хорошие.
После всего оного от самых ворот была протянута в галерею (откуда изволили смотреть графы) веревочка, то оные итальянцы подали свечу нашему графу, чтоб зажечь оную веревочку и сколько не старался зажигать, никак не мог зажечь; потом изволила взять графиня и только что приткнула свечу, веревочка загорелась и огонь побежал по ней к воротам и начался фейерверк гореть и разные штуки представлять очень хорошо и перемен было с двадцать разных. Вся вся свита очень дивилась, а графиню весь народ "закричал" и стал в ладоши бить и поздравлять, что "изволила зажечь".
По прошествии ж пяти дней наши граф и графиня Северные изволили выехать из Венеции морем на больших судах и ехали водою два дня. По прошествии ж водяного нашего мореплавания приехали мы в город небольшой Раум (?). В оном городе нас дожидался экипаж наш, который наперед был отправлен водою ж. Тут мы сели все на свои повозки и неделю ехали до большего города старинного - Рима, в котором сам живет Папа Римский (Пий VI). От Папы ж Римского встречи никакой не было; прямо въехали в город и стали в большом трактире вся свита наша.
На другой день приезжал Папа Римский с визитом к нашим высоким путешественникам, однако ж его не изволили принять, а на третий день наш граф ездил один поутру к Папе во дворец и был допущен до него безо всякой церемонии и долгое время изволил сидеть и разговаривать и Папа просил нашего графа и графиню и всю свиту, что он намерен в большой кирке у святого Петра сам литургию служить.
Первое описание оного Рима. Город, можно назвать, "первый в свете" каменным строением, архитектуры самой высокой и старинной и все из белого мрамора и камня, а внутри покоев увидишь в стенах вместо панель разных цветов, мрамор, который у нас в России за большие деньги достают из Италии. Улицы есть хорошие, широкие и много узких и все прямые. Кирки ж, можно сказать, "первые в свете": снаружи архитектуры прекрасной, внутри все мрамор разных цветов, столбы, перила и лавки; образа ж все мозаичные высокой работы.
Кирка первая в Риме и старее всех, самая большая, называется Св. Петра, в которой и мощи преопочивают среди оной. В оной кирке двенадцать столбов мраморных, желтых; жертвенник сделан из мозаики преславной; перила мраморные все чёрного мрамора; сама собой кирка очень высока и круглая. И мы все лазали в самый верх, в главу, и сидели в куполе, в который двенадцать человек становятся.
Вышиной все считают, что выше Ивана Великого в Москве. Колокола большие и все на блоках. Против оной кирки плац-парад, среди плац-парада на большом четвероугольном камне стоит Юпитер, а под ним четыре Венеры, а из рук у всех бьют фонтаны, и вид имеют очень хороший. От оной же кирки по обе стороны пойдут галереи полу циркулем и на белых каменных столбах.
Возле ж, рядом оной кирки, Папский дворец. Палаты преогромно большие и работы хорошей, из их окошек весь видно город так, как на блюде. В покоях убранство очень хорошее: обои все штофные, есть много и бархатных и в каждой комнате его портреты висят большие и во всей его одежде; занавесы у окошек и у всех дверей бархатные с золотым галуном и с бахромой; вместо панель и в окошках все мрамор разный.
А одна комната всех богатее убрана. К одной стене о трех ступенях сделан амвон и обит розовым бархатом и выложен кругом золотым галуном и с бахромой; на оном амвоне стоят кресла бархатные ж, а под ноги кладется подушка бархатная и туфли красного сафьяна, а наверху вышиты золотом кресты. И нам сказывали, что прежние цари и короли, когда езжали в Рим к Папе, то должен государь всякий и король взойти в ту комнату и пасть на колени и идти к самому амвону и поцеловать его на ногах туфли, а после он прикажет сесть и разговаривать и за свой приезд должен государь положить св. Петру в кирку милльён денег не менее.
Службу отправлял Папа сам. Одежда его на нем: большая зеленая епанча, а сверху на плечах так, как мантилья, из розового ж бархата и на голове у него красненькая скуфейка. Он сидит в креслах возле жертвенника, а все его духовенство считается в службе, когда сам служить, 500 человек разных чинов. ОргАны самые большие и громогласные; певчих на хорах кастратов и музык разных сортов очень много.
Наш граф и графиня и вся свита были в оной кирке, на правой руке стояли и вокруг их были приставлены папские драбанты, человек с двадцать, которые народ отгоняли прочь. И как скоро балдахин принесли в кирку и к самому жертвеннику, то подняли его на руках шестеро кардиналов на палках и Папа, вставши со своих кресел, подошел к жертвеннику и стал на коленях молитву читать, то весь народ на колени пал и наша вся свита.
Потом, вставши, Папа, взяв с жертвенника по нашему антиминс, поставя на голову, подошел под балдахин и вокруг церкви все пошли по порядку в четыре человека рядом. И в то самое время музыка и органы заиграли и певчие запели и такой сделался шум, что все мы принуждены от непривычки пальцами уши затыкать.
И обойдя круг двенадцати столбов и встали посередине церкви, против мощей святого Петра и пали на колени и начали тихо петь одно только духовенство. После всего оного Папа, вставши и подошедши к тому месту, где мощи лежат, пал на одно колено, и, обе руки сжавши вместе, и вставши поцеловал ногу Петра. А Петр, сделанный железный, сидящий возле мощей, сидит на большом мраморном камне.
И после Папы все духовенство доходило до оного Петра и целовало ногу. По прошествии оной церемонии, Папа с нашим графом и графиней начал прощаться, что он необходим и в скорости должен ехать из Рима к Римскому Императору в Вену.
Экипаж его был подвезен к самой церкви, четыре кареты. И как вышедши из церкви, сел со своими кардиналами в кареты и поехал в путь в Вену, а после себя приказал одному кардиналу, чтоб все то делал, что он намерен был к принятию Их Сиятельств и все показать в Риме.
По отъезде из Рима Папы, граф и графиня и вся свита во все места были впущены:
1) высмотрели весь его дворец зимний, а потом летний, которые чрезвычайно великолепны, как снаружи, так и внутри богато убраны картинами мозаичными, разным мрамором и живописью. Сад же его за городом пребольшой и можно назвать раем, что сколько мы городов самовладетельных не объездили, то ни у кого такого не видали:
2) фонтаны - первые в свете; каскады самые страшные и преболышие перспективные аллеи из цитронных, апельсинных, каштанных и грецких орех дерев прекрасных: в январе месяце мы были в Риме, а фруктов премножество на деревах и мы чувствовали так, как в мае месяце у нас, а там никогда зимы не бываете;
3) смотрели их академию чрезвычайно хорошую и во всем Риме нету столько простого народа, сколько попов и богаты попы чрезвычайно: дома их прекрасные и можно сказать, что лучший дом, то кардинала или попа; в лавках же торгуют все попы;
4) в Риме дешевы: шелк и шелковые материи, всякие пуховые шляпы, бархат, серебро и золото; кожа дорога, дороже гораздо нашего, потому что скота очень мало, да и нечем кормить - пашни почти ничего нет и вся Италия в горах больших и все города между горами каменными и только у них и растет по большей части виноград и вино дешево - 4 коп. штоф.
Затем все Итальянцы едят лягушек, кошек вместо зайцев и мулов (по-нашему лошаков) - мясо оных у них употребляется вместо говядины. Однако ж наш граф своему метрдотелю накрепко запретил, чтоб оную стерву ни под каким видом в кушанье не употреблять, а как бы дорого не было, чтоб говядина была самая лучшая и живность хорошая.
Чрез неделю нашего в Рим приезда приехал кардинал к нашему графу и просил всю свиту, чтоб изволили посмотреть их итальянской иллюминации, то есть св. Петра кирка вся кругом будет в вечеру в разных огнях, а по прошествии оного крепость Михаила архангела будет зажжена, из-за оной же крепости и фейерверк будет представлен.
Граф и графиня, поблагодаривши оного кардинала, изволили сказать, что с большим нашим желанием мы все будем. Итак, в вечеру, в восьмом часу, были подвезены кардинальские экипажи и граф и графиня сели в кареты и поехали, а за ними и вся свита и привезли в один большой Дом против самой кирки.
В оном доме потчеваны были вся свита кофе, шоколадом, оршадом, лимонадом, фруктами и конфетами и через полчаса вдруг вся кирка вспыхнула кругом словно как порох и все желтый огонь, через полчаса вдруг из оного огня представились разные огни.
По прошествии оной иллюминации в оном доме был концерт и кастраты пели очень хорошо. После сего оного кардинал стал просить фейерверк посмотреть и поехали в другой дом против самой крепости. На оной крепости на самом верху Михаил архангел стоит, вылитый, медный, на одной ноге и с крыльями, а в правой руке держит трубу. И в скорости был зажжен чрезвычайно хороший фейерверк и разных штук было до тридцати.
Граф и графиня всем оным увеселением очень были довольны и, поблагодаривши оного кардинала, просили к себе на другой день его откушать.
Ездили наши высокие путешественники граф и графиня Северные смотреть темницу, где св. Петр был посажен. Оная темница в земле, а над нею кирка очень хорошая, маленькая и самая старая. Как скоро мы взошли в нее, то нам дали каждому человеку в руки по свече и повели вниз по лестнице все кругом и как сошли вниз, то маленькая комната и вся кругом выкладена белым камнем.
Пол и потолок и не более в ней уставится человек пять: в ней распятие стоит, а на правой стороне колодезь; когда сидел Петр, то не давали ему воды и он просил Бога и Ангел Господень явился ему и сказал: "Петр, вот Бог дал тебе колодезь и утоли свою жажду" и до сих пор оный колодезь у итальянцев бережется и в большом сохранении и в почтении его наблюдают; и он не более как на один локоть глубины и на дне видно песок белый и вода чистая в нем, висит на цепочке серебряный ковшичек и когда народа никого нет, то его закрывают серебряной же крышкой и запирают замком. И нам сказывали, что оная вода очень целительна от глаз и мы все ее пили и глаза мочили, также и граф и графиня, а Салтыкова-генеральша бутылку налила.
Вокруг же всего Рима премножество древностей.
Итальянцы ж нравом сердиты и горды беспомерно и по большей части во всей Италии больше голого народа и голодного по той причине, что горы чрезвычайно большие и камни, лесов больших совсем нет и дрова очень дороги; только оная земля изобильна одним червем, который шелк родит, да фруктами и то по той причине, что климат там теплый, зимы никогда не бывает и целый год в садах и в огородах на грядах зелень бывает.
По прошествии ж двух недель Его Сиятельство граф изволил пожаловать или заплатить в трактир, за иллюминации и фейерверк и за все их угощение двадцать тысяч червонцев, а на другой день поехали мы из Рима в Неаполь и ехали мы берегом возле Средиземного моря четыре дня.
Потом приехали мы в город Неаполь. После обеда и, не доезжая, на дороге, встретил нас российского двора посланник наш Андрей Кириллович Разумовский, а в городе встречены были Неапольским королем (Фердинанд I) и королевою (Мария-Каролина Австрийская) и король просил к себе во дворец, чтоб стать, однако ж граф не захотел, а стали в трактире, и во всем городе не сыскали такого большего дома, чтоб в одном доме стоять, а на четыре дома вся наша свита расположилась.
На другой день с визитом приезжал к нашим высоким путешественникам Неапольский король с королевою и долгое время сидели и разговаривали, а на другой день просили к себе откушать всех кавалеров и дам.
Город Неаполь стоит возле самого моря Средиземного по одну сторону берега город, а по другую гора, называемая Езувий (Везувий), которая день и ночь горит несколько лет, и расстояние морем от города до горы семь верст, а кажется так близко, почти как одна верста. Гора день и ночь всегда горит, пламя не видать, а дым чрезвычайно густой идет из горы и самый верх уже много обвалился.
На четвертый день ездили наши граф и графиня и вся свита на оную гору и как скоро подъехали мы к горе, то нам всем были подведены мулы и мы ехали верхами, также граф и графиня верхом сидели на мулах, а впереди нас ехал оной горы надзиратель, который все руку прикладывал к горе, покуда стала горяча и не можно было больше ехать.
Итак, мы все остановились и сошли со своих мулов и стали смотреть эти каменья селитряные и серу, которую из горы выкидывает, и покуда она горит, то премногое множество на оной горе накидано серы и селитры и всякому человеку позволительно брать сколько угодно. И как у нас у всех у башмаков подошвы сгорали от оной горы и принуждены были опять на мулов сесть верхом и съехать с горы.
Оный же директор сказывал нам, что оная гора через два или через три года пламя показывает и выкидывает по целой комнате куски селитры с огнем. По другую ж сторону горы есть "Елисейские поля", на них был город еще старее Рима, то оный город (Помпеи), весь закидан этими кусками и с людьми и теперь его отрывают и находят в нем самый старинные вещи. И мы все ездили к оному городу и смотрели.
Теперь вместо города стала гора большая и прорывают ее до подошвы и находят в ней окаменелые вещи и король теперь в кунст-камору все оные вещи кладет. Директор же сказывал что, прежде 2 года нашего приезда (1780), были два англичанина-вояжёра, которые нарочно приехали посмотреть оную гору, и знатной природы, славных и богатых милордов дети(?), и они сверх показанного места взошли гораздо выше и вдруг провалились оба вместе - так и пропали.
Город Неаполь собою очень хорош: весь вымощен плитою; улицы есть хорошие и широкие, а много и узких; дома точно такие как в Риге, архитектуры очень похожа. И все утверждают, что со временем оный город провалится по той причине, когда летом бывает великая гроза, особливо в их стороне, летом великие грозы и громы большие, то оный город весь трясется и все считают, что под ним селитряное место и оное уже все выгорело и теперь пусто и от того город трясется.
И в летнее время никто в тамошние места не ездит для жаров, что никакая лошадь днем не может вести от жары и народ весь сидит в покоях и окошки бумажными ставнями закрывают, а как жар свалит и солнце станет на закате в то время и люди начнут ходить по городу и все вояжёры ездят туда зимою по той причине, что там никогда не бывает зимы и самое лучшее время - не холодно и не жарко так, как у нас в мае месяце, а там декабрь, январь и февраль и на деревах везде лимон и апельсины висят в премножестве.
Шелковая материя дешева; шелку сырцу, какого хочешь цвету, двадцать копеек фунт. Бархат дороже Рима и Венеции, серебро также.
Король завсегда бывает на охоте и в городе никогда не живет: первое от землетрясения, а второе, что и народ его не любит, а больше почитает отца его: отец его в Гишпании (Испании) королем (Карл III), а в Неаполе сын его, и он ни во что не входит, а делают дела и правят все министры, а ему, "что положено жалованья, тем и живи", и судить никого не может. Только в том свою жизнь и упражняет одною охотою и у него от города четыре мили есть дворец, там всё и живет.
Однажды приехал он в город одно дело судить, то народ грязью закидал в карету и стекла все перебил, он назад и уехал. В наш же приезд был он в городе только три дня и то для наших путешественников, а после, откланявшись и просивши к себе в загородный дом, уехал. И мы жили в Неаполе полторы недели. И граф и графиня ездили к королю кушать в загородный дом и после стола показывал король всю свою охоту.
И оттуда приехавши, были в опере (Сан-Карло). И это, можно сказать, что такого театра мы еще нигде не видали: первый очень велик, о шести этажах и весь убран зеркалами и одних паникадил висячих хрустальных 24, что кронштейнов по стенам прибитых, и мы все думали, что несколько тысяч свеч горело; второе актеры изо всей Италии лучшие, самые Неапольские, а кастраты в Риме хороши, а против и в половину не стоят.
И после оперы вдруг доски положили на партеры и сделали с театром пол равен и стал маскарад: господа внизу танцуют, а мы вверху в ложах сидим и к нам на подносах официанты приносят фрукты, шоколад, оршад и лимонад. И маскарад продолжался до четырех часов, а наш граф и графиня выехавши из маскарада в 12 часов затем, что намерены были на другой день выехать из Неаполя поутру.
И тогда граф изволил заплатить за маскарад 6000 червонцев и за оперу, "это для чести своей", и они очень все были довольны и все подходили графа и графини руки целовать. Да еще за постой 4 дома трактирщикам и за починку всего экипажа заплачено 4000 червонцев за полторы недели, а свита наша вся считалась 89 человек, 30 повозок.
Итак, подвели экипаж наш и граф и графиня простились с королем и с королевою. Выехали мы из Неаполя в исходе января.
Итак, подвели экипаж наш и граф и графиня простились с королем (здесь Карл III) и с королевой (Мария-Амалия Саксонская). Выехали мы из Неаполя в исходе января и опять приехали в Рим и стали в том же трактире. Однако еще Папа Римский (Пий VI) из Вены не бывал. И жили здесь мы еще неделю.
И граф всякий день ездил в город "смотреть", а у св. Петра в кирке четыре раза был и с графиней и все любовались. Да и из нас, ни один человек, менее четырех раз не был, а то пять, шесть, семь и восемь. Ежели одному человеку, побывавши в Риме, приехавши рассказывать, то никто не может поверит, да и у меня много мозга не достает в голове, чтоб всех украшений описать; есть много таких вещей, которых я и назвать не знаю как.
По прошествии недели, выехали мы из Рима в феврале месяце и ехали шесть дней до города Флоренции. Тут брат родной Римского Императора королем (Леопольд II). И как скоро въехали мы в город, то встречены были королем и королевой (Мария-Луиза Испанская) и с сыном (здесь Франц II), за которого теперь сговорена родная сестрица Великой Княгини, меньшая принцесса Елизавета, а он наследник Римскому Императору (Иосиф II), родной его племянник.
Тут стали мы в одном большом доме, приготовленном от короля, очень хорошем, а кушанья все готовили свои повара, для всей свиты, пять человек. Король хотел, чтоб его были все слуги и повара, однако ж, граф наш отказал.
Город Флоренция, хотя и меньше Неаполя, а строением гораздо лучше. Королевский дворец очень хорош и сад. И тут чрезвычайно почитают короля, а не так, как в Неаполе; солдаты одеты порядочно. Оперы, комедии, балы, концерты и маскарады довольно было и мы жили тут у флорентийского короля две недели в гостях.
Но прошествии двух недель, простившись с королем и королевой выехали мы из Флоренции и король провожал нас две почты до города Болоньи, где болонские собаки родятся. Тут жили три дня для покупки собак болонских. Оттуда выехали и с королем простились и ехали мы две недели сухим путем, а два дня каналами на судах и приехали в реку, которая привела нас к самому городу Пизе, где граф и графини расположились страстную неделю говеть, и в доме, где изволили жить, в покоях поставили церковь, которую писали на полотне в Риме.
И на шестой неделе приехали мы в Пизу. Граф и графиня изволили ездить недалеко, только одна перемена от Пизы, в город Ливорно и там изволили две ночи ночевать, за тем, что оный город возле самого берега Средиземного моря и наш российский флот там стоит: семь линейных кораблей, и адмирал Сухотин (Яков Филиппович) командиром, а стоит для предосторожности турок, потому что от Царьграда только два дня езды водою.
Граф и графиня и вся свита ездили на все корабли и встречаемы были пушечной пальбой с кораблей и музыкой. И на первом корабле графиня увидела наши российские сухари матросские, взявши, привела своего графа и стала показывать ему и начала просить у матросов сухарей, то они принесли целый куль и графиня выбрала немного сама и положила пять червонцев на куль: а потом и все дамы и кавалеры червонцев двадцать наклали денег матросам.
После граф ездил по всем кораблям и нашел все в порядке и адмирала Сухотина благодарил и изволил пожаловать матросам сто червонцев и спрашивал у всех матросов, что, "не скучно ли им здесь жить и выучились ли по-итальянски говорить", то они ответствовали: "несколько знаем и очень весело". А адмирал тихонько доложил, что много в лазарете больных лежит.
Великий Князь сам изволил ходить в лазарет и спрашивать чем больны больше, то штаб-лекарь доложил графу, - "по большей частью дурной болезнью, ибо в здешнем городе столько честных женщин нет, сколько охотниц, и русских людей очень любят, почти отбоя нет". И граф очень смеялся, что русские у итальянок в моде, однако ж приказал штаб-лекарю, чтоб за ними хорошенько смотреть и как можно меньше с кораблей спускать.
И правда, что изо всей Италии ни одного города мы не наезжали, как в Ливорно, для женщин. Первое, что красавицы большие и к тому ж второе - охотницы. Как скоро вечер придет, то поди в одну улицу, в которой только они одни живут: увидав человека, тотчас с обеих сторон подбегут и под обе руки подхватят и тут любую выбирай; ежели ж кто не захочет идти к ним, то шляпу с головы снимут и побегут в дом свой и так принужден будешь идти.
Как же скоро взойдет, то хозяйка выйдет со свечой встречать и приведет в преизрядную комнату, где убрано очень хорошо, и не стыдно лучшему господину взойти посидеть. Постель прещегольская, занавес тафтяной. Хозяйка пойдет вон и приведёт мамзелей три или четыре и любую выбирай большую или маленькую. Всю правду сказать, мы сами были двое и нам привели двух, то мы думали, им не более будет как лет по двенадцати.
Тут же, как скоро выбрал, то хозяйка спросит "какого вина прикажете подать" и, поставив бутылку на стол уйдет вон, а ваша мамзель вынет из кармана книжку печатную, в которой на десять манеров напечатано и каким манером изволите; и у них, у каждой есть эти книжки. И не более стоит, как на наши деньги 34 копейки, - тридцать ей, а 4 копейки за бутылку вина заплатить.
Через два дня выехали мы из оного города с сожалением и много из нашей свиты радовались, что на такой "талант" попали и недолго жили, а другие сожалели, что черт принёс на такой город. Некоторые накупили вещей дешевых, а другие в штанах повезли "ливорнские вещи" и нам всем очень было смешно.
Приехали в Пизу, где намерены были говеть, то вся наша братия стала показывать кто, что дешево купил: чулки, перстни или платки. В оной Пизе вся наша свита на "страшной" (sic) неделе говела, хотя многим и не хотелось, однако граф приказал, чтоб все русские безо всяких оговорок говели и как скоро взойдет в церковь, то все, чтоб взошли и сам изволит смотреть на всех и ежели кого нет, то посылает привести.
Итак, в четверг изволил граф и графиня святых тайн причаститься и стали близко попа, а за ними дамы и кавалеры, а после них вся русская наша братия один за одним; и ежели со стороны посмотреть кому-нибудь, то иной краснеет, а другой бледнеет и граф и графиня только что улыбаются. И другой лучше бы "в Киев пешком сходил" легче, нежели в такой маленькой церкви с Государем вместе говеть.
Сверх всего оного все ели "страшную" неделю морскую рыбу, что присылал из любезного нам городка Ливорно адмирал Сухотин и такую чудную, что мы отроду не видали и не едали и раки престрашные, большие. Мяса же ни под каким видом ни клочка не было.
И на самое Светлое Воскресенье были, по приказу графа, приготовлены два блюда яиц больших и по прошествии всенощной, изволил с каждым человеком христосоваться, а графиня изволила жаловать руку. И ездили мы недалеко от города, полторы мили, смотреть минеральные воды, которые из гор ключом льют холодные и горячие. И нам сказывали, что здесь лечится наш генерал граф Алексей Григорьевич Орлов.
На другой день Светлого Воскресенья, в понедельник, выехали мы из оного города Пизы и опять приехали во Флоренцию и в том же дому стали жить и жили пять дней. По прошествии ж пяти дней поехали мы из Флоренции и четыре дня ехали в дороге и приехали к сардинскому королю в город Милан, тут также стали в большом самом доме.
Король хотя и просил графа к себе во дворец стать, однако ж наш граф не захотел. На другой день приезжал король и с королевой к нашим высоким путешественникам и долгое время изволил сидеть, а после на другой день просил к себе откушать, а в вечеру ездила вся наша свита в оперу (здесь оперный театр Ла Скала), которая очень хороша была. На третий день король просил к себе в загородный дом в маскарад.
Город Милан невелик, а строением очень хорош. Гостиный двор щегольской: товары шелковые все дешевы. Кирка большая есть, но еще не совсем отделана, однако ж, снаружи резная из белого камня, работа очень высокая и мы еще никогда не видали такой работы; несколько раз граф с графиней ездили смотреть. Дворец же очень хорош, хотя невелик. Народа премножество в городе и люди учтивы и лучше других городов одеты; солдаты также.
По прошествии недели выехали мы из города Милана и ехали 8 дней до большого города Турина. Старинный город и столица сардинского короля (Виктор-Амадей III). А король на дороге объехал нас, а в городе встретил с большой церемонией. У самого города выслан был экипаж королевский, прещегольской, однако ж граф не сел, а в своем въехали.
А по которой улице мы ехали, то весь народ, со всего города собрался смотреть русских, потому что они отроду не видали русских людей и им сказывали, что у нас все в бородах ходят и друг друга до смерти бьют и вое считали нас за диких, да и во многих мы городах слышали об этом. Однако ж как теперь проехал наш граф Европою, то во всех тех местах теперь уверится народ, что такие же мы люди, как и они и также одевались, как и у них.
И многие боялись к нам ездить в Россию; и сколько мы не проехали земель, нигде никакого человека не видели в бороде, в кафтане и в лаптях, да ежели и завести такого туда человека, то тотчас его убьют каменьями или застрелят из ружья.
Город Турин расположением плану чрезвычайно хорошо выстроен, домы и улицы. Королевский дом очень хорош и велик, только против Петербургского дворца огромностью ни в какой земле мы не видали. Оперный дом также хорош и велик. Сам собою город крепкий, вокруг его ров так как в Риге, широк и глубок с водою: стена городская очень высока и широка из белого камня. Солдат очень много и люди крупные, одеты порядочно и все молодые.
Французский король несколько раз приступал к оному городу, однако никак не мог взять.
Стали мы в большом трактире и король почти всякий день ездил к нашему графу, также и граф с графиней часто во дворце кушивали. Оперы, комедия, маскарады, балы, концерты многие были. В оном же городе шелковая материя, а особливо чулки всех земель дешевле. Фабрик чулочных премногое множество, также есть разных рук. Самые хорошие чулки червонец, за которые у нас заплатишь 4 рубля, а если 1 р. 20 к. и полтора рубля, а у нас в три рубля. И наши свита скупила чулок, по крайней мере, дюжин сто и все итальянцы очень дивились нашей покупке.
Народе же там говорит по-французски и по-итальянски, потому что самый пограничный город ко французской земле.
В оном городе жили мы полторы недели у сардинского короля, затем так долго, что между городом и Францией есть чрезвычайно высокая гора (Гранд-Касс (3855 м)), которая изо всей Италии выше всех гор, на ней никогда ни в какие жары летом снег не сходит и ежели погода сделается велика, то и переезжать никак нельзя: много людей замерзает и снегом заносит.
Оной горы директор подрядился за 400 рублей всю нашу свиту перевести на другую сторону.
По прошествии полутора недель погода стала благополучна и выехали мы из Турина города и ехали только один день. Подъехали к горе, то поднялась опять погода и мы принуждены были под горой стать в одном католическом монастыре и три дня жить, покуда весь экипаж разобрали, корпусы и колеса все сняли и на мулов клали, а иные канатами тащили и народа человек сто было, а мулов, по крайней мере, пятьсот. Под горой же лето и очень тепло, а на горе зима такая, хотя бы и у нас в России.
А покуда мы жили в монастыре, то для любопытства лазили на оную гору и с превеликим трудом, только до половины дошли, а больше сил наших не достало, и то если на низ взглянешь, то волосы на голове подымаются, как на свинье, вверх, и думаешь, что рукою можно достать небо. И облака всегда ниже горы ходят и много на горе остаются и директор обещал, ежели Бог перенесет через гору, то принести на тарелке облако.
И так, в два дня насилу весь наш экипаж перетащили через гору, а на третий день принесены были под всех господ портшезы, и каждый в свой сел, по одной персоне и по два человека понесли на руках и у каждого портшеза по шести человек было, а у графа и у графини человек по десяти, которые переменялись на горе. Под нас же подо всех подведены мулы, чтоб верхом ехать, и запрещено было, чтоб ни один человек друг друга не объезжал и не правил бы, а то с горы свалится вниз да и мул упадет, а те мулы ученые, они уже сами знают дорогу, как идти, а ты только сиди, зажмурившись, ежели кто боязлив.
Потом, севши на своих бегунов верхами и друг за дружкой поехали, и такая кишка нас протянулась - один конец на половине горы, а другой под горою. Еще, ежели взглянешь назад, то человек так кажется мал, как словно сейчас родился, а муле под ним кажется, как словно на блохе сидит верхом, и мы передовые очень этому смеялись: у нас гайдуки люди большие, а казались младенцами оба.
Въехали мы на самый верх горы и так все озябли, что ежели бы не было на горе трактира, то многие бы замерзли от холода и снег очень глубок был.
И так все мы обрадовались чрезвычайно: в оном трактире отогрелись и обедали тут все на директорский счет (у них так ведется). После обеда опять наша кавалерия села верхом и поехали по горе и ехали мы с полверсты пещерою и в оной был для нас огонь разложен, где мы отогревались. Опять выехали из оной пещеры, то захотелось Салтыкова-генерала камердинеру пешком идти и пошел стороной и вдруг провалился; тотчас итальянцы бросились и вытащили его и сказывали, что тут озеро большое и глубокое и нам всем удивительно стало, что на такой вышине и озеро, и притом большое и глубокое и рыбы очень много.
И как скоро мы стали переезжать гору, то подвезены были под нас маленькие санки и по одному человеку сели по салазкам, а бегунов оставили на горе. И все поехали, словно как масленица, шибко и друг друга перегоняли, потому что гора по сю сторону шире и не так крута. И мы к вечеру уже спустились с оной горы и приехали в деревню, где наш экипаж уже поставлен был на полосы и весь собран. Оная деревня французская, и так мы все простились с Италией и с горой.
Граф спрашивал, все ли живы переехали люди и никакого ли урона не было; только очень смеялись Салтыкова камердинеру, что в озере утонул было. Итак, граф, заплатив директору 4000 рублей, поблагодарил его, что всех здоровых перевез, и мы простились, - он поехал назад, а мы французской землей поехали.
Сперва там также горы были, только не такие, как в Италии и ехали мы одну неделю до первого французского города Лиона.
Город Лион очень хорош, среди города река широкая и берега по обе стороны из белого камня сделан, только вода глинистая, желтая. Сам собою город очень крепок и велик. Строение щегольское; народа много; женский пол красавицы большие и по большей части лучшие красавицы в лавках сидят, за тем, чтоб больше ходили люди покупать. И почти подо всяким домом лавка.
Товар всякий французский щегольской и самый модный, а особливо женские головные уборы и шляпки прекрасные. А сами собою женщины еще лучше, и так нам полюбились, что просили Бога, чтоб наш граф подолее пожил. И только три дня выжили и выехали из оного города с большим сожалением. И никогда нам счастья нет: как скоро хороший где "талант" наедим, то недолго живем. Ежели ж, где "таланта" нет, тут живем неделю или две, словно как нарочно граф для нас делает.
В дороге были мы пять дней, и приехали в город Бургонь, откуда бургонское (бургундское) вино идет во все государства. И в тамошнем месте десять копеек бутылка (а по-французски дис су), а пятнадцать копеек самое лучшее вино. И у каждого мужика погреба с винами свои. Правда и в Италии винограда много родится, а во Франции еще более, и столько хлеба нет, сколько винограда. И вино чрезвычайно дешево - четыре копейки бутылка ординарного, а ежели десять или пятнадцать копеек, то такая щегольская бутылка, что у нас в России заплатишь рубль.
Город Бургонь изрядно хорош - весь каменный и купечества много, а только промысел имеют одними винами. Тут жили мы два дня. Выехали из оного города и в дороге были две недели; много проезжали маленьких городков, где лошадей переменяли и есть много хороших местечек. Почтальоны лучше неапольских и лошади также востро бегут, только тем досадно, что почтальон у каждой корчмы останавливается вина пить, а принуждать его никак нельзя.
Доехали мы до города Парижа. Навстречу к нам выезжал посланник нашего двора князь Иван Сергеевич Барятинский и просил графа, чтоб в его доме стать и он приготовил три дома для всей свиты.
Париж, город велик, не меньше нашей Москвы, а народа больше гораздо. И сказывали нам, что ни одного человека не сыщешь в городе, которой бы все улицы знал и во всем городе не сыщешь ни на одну сажень пустого места, где б строения не было: дом подле дома. Улицы большие и длинные и мы много раз заблуживались и нас люди выводили.
Стояли мы в доме князя Барятинского на самом бульваре, где вокруг города сделан променад (то есть гульбище), в два ряда деревья посажены и со всего города народ сходится и гуляет, всякий день несколько тысяч. Тут найдешь хороших мамзелей, красавиц, и одеты так "женерозно", хотя б у нас фельдмаршальша так оделась щегольски.
В оном городе есть сад, в который все господа съезжаются, называется Тюильри, пребольших алеей правда нет, а роща щегольская и чистая, а в середине прешпектива длинная, где весь народ гуляет и веселится музыкой, комедиями. Трактиров премножество с разными напитками: с оршадом, с лимонадом, с кофе и с чаем с фруктами и с винами хорошими. И в тамошнем месте никакого зазора нет спросить чего угодно в трактире или в роще, то сейчас поставит перед тебя маленький столик с тем, чего просил.
И как скоро сел, то подойдёт к тебе и несколько мамзелей, хотя отроду вас не знают и окажут "эскузе монсье" (то есть извините государь мой), то ты должен выбрать и которая вам на глаза покажется, то посадить ее с собою и что никакого стыда там нет, - веселись с ней, тут возле тебя господа сидят, и они то же делают, что и ты… и для этого во всем, мы думаем, свете нет такого города, как Париж.
Король (Людовик XVI) же сам никогда не живет в Париже, a от города есть в четырех милях Версаль, как у нас от Петербурга - Царское Село. И в нем король всегда свое жительство имеет по той причине, что от короля положена со всего пошлина, только с одного салата нет, даже с каждого яйца копейку заплати, кто вез бы в город.
Ежели ж королю надобно выехать в город, то у него несколько тысяч пропадет, потому что когда Король едет, то за ним конвой конницы и несколько лиц придворного штата; тут то купечество того только и глядит, чтоб за королем с товаром пройти за тем, чтобы что кто не нес за королем, то не единого в воротах человека не осматривают и у него (короля) затем большая пошлина пропадает, и он положил только один раз в год выезжать, и то, посмотреть гвардию свою, которая на парадном месте экзерцицию всю делает.
Наш же граф и графиня на другой день изволили ездить в Версаль к королю и были приняты очень ласково. За французским же королем родная сестра Римского Императора супругой (Мария-Антуанетта). Наш граф то всех удивил - короля, королеву и всех предстоявших кавалеров и дам. Вывели маленького сына французского короля и Великий Князь изволил под обе руки подхватить его и приподнять к верху и изволил сказать: - Друг мой! Дед мой держал на руках Карлу XII, а мне Бог привел теперь вас держать, то поверьте, Король и Королева залились слезами и все предстоящие кавалеры и дамы, и этим столько тронул Великий Князь всех французов, что не знали какую честь приписать Российскому Наследнику и наконец, вышел из их ученый человек и стал похвальную речь говорить Великому Князю и после его обе наши высокие персоны изволили отблагодаривать.
Этого не могу написать, что на это Великий Князь изволил говорить недолго, только все удивились и руками начали флотировать. И так весь Париж полюбил Великого Князя, что желал бы хоть вечно остался бы у них жить.
Об нас же обо всех от короля приказано полицеймейстеру, который был к нам приставлен, чтоб нигде нас не обманывать, ни в трактирах, ни в питейных домах, чтоб лишнего с нас не брали.
И мы жили целый май месяц, даже и июня несколько захватили. А в таком почтении большом были, куда бы не пришли в оперу или в комедию, везде места хорошие давали, только скажи, что «рюсь». А особливо больше мамзели нас любили, или, лучше сказать, карманы наши, которые они очень надували без пощады. И многие уже и плакали, что не с чем было и выехать из Парижа и друг у друга занимали.
Автором настоящего дневника приведена в конце последнего следующая Опись, сколько с его Высочеством, было кавалеров, дам придворных и кавалерских служителей в чужих краях, а именно под номерами:
1 Их Императорских Высочеств (персон 2)
2 Николай Иванович Салтыков с супругой (Наталья Владимировна) (2)
3 Княжна Урусова (Варвара Сергеевна Васильева?) (1)
5 Князь Александр Борисович Куракин (1)
6 Князь Николай Борисович Юсупов (1)
7 Федор Федорович Вадковский (1)
8 Г. Бенкендорф (Христофор Иванович) с супругой (баронесса Анна Юлианна Шеллинг фон Канштадт) (2)
9 Г. доктор Крузе (Карл Федорович) (1)
10 Сергей Иванович Плещеев (1)
11 Bacилий Иванович Марков шталмейстер (1)
12 Лекарь Розберг (1)
13 Камер-юнгферок Ее Высочества (Н. С. Борщова и Е. И. Нелидова) (2)
14 Камердинеров Ее и Его Высочеств (3)
15 Кофешенк (1)
16 Священник (Андрей Афанасьевич Самборский) (1)
17 Певчих (3)
18 Для курьерской должности офицеров (3)
Нижнего чина:
19 Его Высочества метр д'отель (1)
20 Мункохов (4)
21 Гайдуков (2)
22 Лакеев (4)
23 Помощников гардеробских (2)
24 Истопников (4)
25 Кучеров (2)
20 Кузнец (1)
Господских служителей:
27 У Салтыкова (9)
28 У князи Куракина(4)
29 У князя Юсупова (2)
30 У Вадковскаго (2)
31 У фрейлин по девушке и по парикмахеру (4)
32 У камер-юнгферок девушек (2)
33 У Бенкендорфа (3)
34 У Плещеева (2)
35 У Крузе (2)
36 У лекаря (1)
37 У священника (1)
38 У Маркова (1)
39 Курьеров вольных было, которые подле стекла ехали по переменкам (4)
40 Переводчиков для языков (Франц Герман Лафермьер и Фёдор Иванович фон Клингер) (2)
Итого, не включая Их Высочеств - 89 персон. Все оные были на жаловании Его Высочества.
Экипажа всего было: карет и колясок - 30.
