Шамиссо, Юстинус Кернер, Теодор Кёрнер

: избранные стихотворения 

Подобно тому, как немецкая литература считает в рядах своих представителей некоторых авторов, писавших на иностранных языках, так равно бывают примеры, что иностранные писатели писали по-немецки. Известнейшим из таких авторов, был Шамиссо.

АДАЛЬБЕРТ ШАМИССО (Луи Шарль Аделанд де Шамиссо де Бонкур), родился 27-го января 1781 года в замке Бонкур в Шампани, и был французом по происхождению. 

Девяти лет от роду он уже должен был эмигрировать вместе со своими родителями, из-за случившейся революции в Германию, где был принят в Берлине в число пажей королевы. 

В молодости провёл он несколько лет на военной службе, причём не оставлял литературных занятий, влекших его к себе с самых юных лет. Весёлый, общительный характер, блестящие способности и несомненный талант скоро доставили ему знакомство с важнейшими представителями немецкой литературы, сделавшейся ему более родной, чем отечественная. 

Двадцати пяти лет он уж издал сборник, под заглавием "Альманах Муз". Посетив после войны Францию, он снова вернулся в Германию, почувствовав, что она стала для него больше отечеством, чем родная земля. Тем не менее он отказался от участия в войне за независимость против Франции и предпочёл удалиться на это время в совершенное уединение, чтобы предаться исключительно наукам и литературе. В это время написал он своего знаменитого "Шлемиля". 

В 1815 году он совершил кругосветное путешествие вместе с Крузенштерном, в качестве естествоиспытателя, по возвращении из которого в 1818 году в Берлин, посвятил остальную жизнь покою и отдохновению от трудов. Тем не менее, здоровье его, крепкое до того времени, стало заметно разрушаться, и он умер 21-го августа 1838 года, на 58-м году от рождения.

Первые литературные труды Шамиссо носят ещё отпечаток чужого влияния и чужого языка и только после значительного числа лет, посвящённых на литературное изучение немецкого языка, удалось ему овладеть им как собственным. 

Период войн между Францией и Германией тяжело отозвался на впечатлительном характере Шамиссо, не могшем забыть своего первого отечества. Даже кругосветное путешествие было предпринято им с целью окунуться в совершенно индифферентную сферу новых ощущений и занятий, которые помогли бы ему забыть гнетущие его мысли.

Как это путешествие, так и заключённый около того же времени мир между двумя державами помогли ему выйти из ложного положения, после чего он уже со спокойной душой решился избрать Германию окончательно вторым отечеством. Уланд и Беранже стали для него образцами, которым он стал подражать в своих лирических произведениях. 

Несмотря на полное право называться немецким писателем, Шамиссо сохранил, однако в своих произведениях основные черты французской литературы, а именно: свободу мысли, любовь к свободе, чем резко отличался от многих современных ему представителей поэзии, нередко грешивших против этих качеств, ставших идеалами современности. 

Относительно внутреннего достоинства лирической поэзии Шамиссо следует, что она отличается необыкновенной нежностью и благородством чувств, а равно и свежестью форм.

П Е В Е Ц

     Грозен ликом, со смелой лирой,
     Перед юностью цветущей,
     Пел старик худой и сирой:
     "Я в пустыне вопиющий,
     Возглашал он: "всё придёт!
     Тише, ветреное племя!
     Созидающее время
     Всё с собою принесёт!"
     Полно, дети, в тщетном гневе
     Древо жизни потрясать!
     Лишь цветы ещё на древе:
     Дайте плод им завязать!
     Недозрев - он полн отравы,
     А созреет - сам спадёт
     И довольства вам и славы
     В ваши домы принесёт.
     Юность вкруг толкует важно,
     На певца, как зверь, ярясь:
     "Что он лирою продажной
     Останавливает нас?
     Подымайте камни, братья!
     Лжепророка заклеймим!
     Пусть народные проклятья
     Всюду следуют за ним!"
     Во дворец с своею лирой
     Он пришел, к царю зовущий;
     Громко пел, худой и сирой:
     "Я - в пустыне вопиющий!
     Царь, вперёд иди, вперёд!
     Век зовет! созрёло семя!
     Созидающее время
     Не прощает и не ждёт!"
     "Гонит ветер, мчит теченье:
     Смело парус расправляй!
     Божьей мысли откровенье
     В шуме бури угадай!
     Просияй перед народом
     Этой мысли торжеством -
     И пойдёт спокойным ходом
     Он за царственным вождём!"
     Внял владыко: онемели
     Царедворцы и, с тоской,
     Шепчут: "как не досмотрели!
     Как он смел! Кто он такой?
     Что за бредни он городит!
     Соблазняет лишь людей
     И царя в сомненье вводит:
     На цепь дерзкого скорей!"
     И в тюрьме, с спокойной лирой
     Тих пред силою гнетущей,
     Пел старик худой и сирой:
     "Я - в пустыне вопиющий!

     Долг свершен.
     Пророк молчит
     Честно снес он жизни бремя:
     Созидающее время
     Остальное довершит. "
     А. Майков

П О Д М А С Т Е Р Ь Е   М Е Л Ь Н И К А

     Служил на этой мельнице ещё ребёнком я,
     Прошли на ней младенчество и молодость моя.
     Ах, как была дочь мельника мила и хороша,
     Как ярко отражалася в глазах ее душа!

     Не раз в часы вечерние мы сиживали с ней,
     Я поверял и радости, и скорбь души моей;
     Она с участьем слушала. Моя любовь одна
     От милой оставалася всегда утаена.

     Ни разу не промолвился: будь в ней самой любовь -
     Сама бы догадалася, заговорила б кровь...
     Тогда я сердцу бедному: "молчи, терпи" - сказал,
     "Там не дождёшься радости, где счастья Бог не дал!"

     Моя печаль безмолвная ей сделалась видна -
     И дружески, приветливо корит меня она:
     "Да что с тобой? как бледен ты! как сумрачен и тих!
     Извольте быть весёленьким - я не люблю таких!"

     Но вот однажды радостно бежит она ко мне,
     Меня хватает за руку - лицо ее в огне:
     "Поздравь меня, мой добрый друг: невеста пред тобой!
     К тебе спешила первому я с радостью такой."

     Пожал я руку белую, пошел к реке - и там
     Такие слёзы горькие катились по щекам,
     Так страшно было на сердце, как будто я зарыл
     В могилу глубочайшую всё, чем дышал и жил.

     Их обручили вечером - и я, в числе гостей,
     Перед четой счастливою сидел с тоской моей.
     О чём грустить бы кажется? Она, жених, родня -
     Все были так приветливы, ласкали так меня.

     При мне, как друге искреннем, не видя мук моих,
     Шептались, обнималися невеста и жених...
     Не мог я дольше выдержать: котомку, посох взял
     И голосом трепещущим хозяевам сказал:

     "Давно уж очень хочется людей увидеть мне:
     Пойду смотреть, как там живут на чуждой стороне."
     Она на это: "Боже мой! зачем от нас идти?
     Где можешь ты привет такой, друзей таких найти?"

     Тут громко разрыдался я. Теперь я плакать мог:
     Ни кто ведь не прощается без горя и тревог.
     И я оставил мельницу с растерзанной душой -
     И скоро, возвратился я едва, едва живой.

     Заботливо на мельнице все ходят за больным:
     Лелеет дочь хозяйская с возлюбленным своим;
     Их свадьба в мае месяце; невеста и жених
     Хотят, чтоб после свадьбы я остался жить у них.

     Я слушаю на мельнице колёс унылый стук
     И думаю: отрадное забвенье горьких мук
     На нашем сельском кладбище найдёт душа моя:
     Они ведь оба требуют, чтоб выздоровел я!
     П. Вейнберг

З А М О К   Б О Н К У Р

     Снова вижу себя я ребёнком
     И качаю седой головой:
     То, что мне позабытым казалось,
     Появляется вновь предо мной.

     Меж деревьями высится замок
     В блеске роскоши и красоты:
     Я узнал эти башни, ворота,
     И зубцы, и валы, и мосты.

     На меня львы герба родового
     Обращают приветливый взор;
     Я киваю старинным знакомым
     И вбегаю на замковый двор.

     Вот два сфинкса лежат у колодца,
     Вот роскошная яблонь моя,
     Вот окно, за которым впервые
     Начал грезить и чувствовать я.

     И вхожу я в домовую церковь,
     И смотрю на гробницы отцов:
     Вот он, средь ружейных трофеев,
     У подножья высоких столбов.

     Только надписи древние стёрлись:
     Я стараюсь прочесть - мудрено,
     Хоть сиянье полдневного солнца
     Пробивается ярко в окно.

     Так в душе у меня сохранился
     Навсегда ты, мой замок родной;
     Но исчез ты - и пахарь проходит
     По владеньям твоим с бороной.

     Будь щедра, о земля дорогая!
     Призываю в сердечной мольбе
     Благодать на тебя и на руки,
     Проводящие плуг по тебе!

     Я же, с доброю арфой моею,
     По широкому свету пойду,
     Вдохновенные песни слагая
     Доброте, и уму, и труду!
     П. Вейнберг

З И М А

     В молодые годы
     Весело живалось;
     На мою ль отвагу
     Солнце любовалось.

     Жизнь цвела любовью,
     Как поля цветами;
     Было ретивое
     Так полно мечтами.

     Словно сон мгновенный
     Дни те пролетели...
     Вот зима настала -
     Кудри поседели.

     В даль не смотрят очи,
     Как то в старь бывало.
     То-то жизнь, как вихрь,
     Быстро пробежала!
     М. М.

М О Л И Т В А   В Д О В Ы

     В деревне, в глубокую полночь, не спит лишь старушка одна;
     Стоит в уголку на коленях и шепчет молитву она:
     "О, Господи, Господи Боже! молю я Тебя - сохрани
     Помещика нашего долго, на многие, многие дни!"
     Нужда научает молиться!

     Помещик проходит и слышит, что громко читает она;
     В диковинку речи такие; он думает: "верно пьяна!"
     И собственной барской персоной вошёл он в сырую избу
     И кротким вопросом изволил свою удостоить рабу:
     "Нужда научила молиться?"

     "Ах, барин! когда-то имела я восемь хороших коров;
     Ваш дедушка - вечная память! из нас он высасывал кровь! -
     Коровушку лучшую отнял и - как там ни плакала я
     И как ни молила я горько - пропала корова моя.
     Нужда научает молиться!

     "Я долго его проклинала за горе моё; наконец
     Услышал меня и за это послал наказанье Творец:
     Ваш дедушка умер и править деревней ваш батюшка стал,
     И он у меня, горемычной, двух добрых коровушек взял.
     Нужда научает молиться!

     "Я батюшку вашего тоже и денно и нощно кляла,
     Пока и его, как и деда, могилка к себе прибрала;
     Тогда вы изволили сами приехать в деревню - и, ох!
     К ceбе из моих коровёнок угнали ещё четырёх!
     Нужда научает молиться!

     "Теперь, коль помрёте вы тоже, сыночка оставив у нас,
     Корову последнюю, верно, ceбе он оттянет тотчас.
     О, Господи, Господи Боже! молю я тебя - сохрани
     Помещика нашего долго, на многие, многие дни!"
     Нужда научает молиться!
     П. Вейнберг

С О В Р Е М Е Н Н Ы Й   Р Ы Ц А Р Ь

     Из блестящей залы танцев,
     Где толпой носились пары,
     Рыцарь храбро удалился,
     Пожелав вздохнуть свободно.

     Прислонился он к дивану
     И в мечтах своих унёсся.
     Вдруг пред ним предстала дама.
     Он смутился и промолвил:

     "Звезды вижу я, иль солнце
     Загоралось в мраке ночи,
     Иль волшебным блеском полны
     Мне блеснули милой очи?"

     - Ах какой любезник, право!
     Где тут солнце, где тут звезды?
     Я гляжу на вас - и просьбу
     Я до вас одну имею.

     "Меч и жизнь моя к услугам!
     Не страшит меня опасность -
     И за вас пойду я смело
     На драконов и чудовищ."

     - Нет, не то, мой милый рыцарь:
     Не люблю я всякой крови.
     Мне мороженого надо -
     Принесите поскорее!

     "Из любви к вам, не жалея,
     Жизнь свою отдам сейчас же,
     Но пробраться невозможно:
     Слишком много здесь народу."

    - Я прошу вас! - Он поднялся,
    Но вернулся безуспешно:
    "Нет мороженого больше!
    Право, нет, честное слово!"

     Дама просит. Снова рыцарь
     Пробирается несмело:
     Жмут его между дверями;
     Bсе попытки безуспешны.

     - Рыцарь, рыцарь, где же клятвы?
     Где же смелые порывы?
     Что драконы, великаны!
     Я от жажды умираю.

     Он, толпою увлечённый,
     Настигает вдруг лакея
     И, схватив добычу быстро,
     Вместе с нею ускользает.

     Дама издали глядела
     В ожиданьи. Что же видит?
     Рыцарь скорыми шагами
     Из блестящей залы скрылся

     И в углу окна большого,
     Притаившись за гардиной,
     Ел мороженое жадно,
     Опустив стыдливо очи.

     Всё докончил; губы вытер
     И скорее к даме сердца
     С грустной вестию явился:
     "Ничего не мог я сделать!

     "Жизнь свою не пожалел бы
     И за вас в огонь и в воду
     Я пошел бы с наслажденьем
     На драконов и чудовищ,

     Здесь же, право, всё напрасно:
     Тщетно я хотел пробраться -
     И пришлось бы только даром
     В давке с жизнию расстаться."
     Ф.

ЮСТИНУС КЕРНЕР родился 18-го сентября 1786 года в Людвигсбурге. Первоначальное своё образование получил он в латинской школе своего родного города, а дальнейшее - в монастыре Маульбронне, куда отец его был переведён в 1795 году. 

Около этого времени его постигла тяжелая болезнь, имевшая влияние на всю его последующую жизнь, так как он вследствие этого обстоятельства попался в руки магнетизёра, после чего, по собственным словам, его стали сильно тревожить всякого рода видения. В 1804 году Кернер покинул свой родной Людвигсбург, куда переселился было с матерью в 1799 году, по смерти отца, и поступил в число студентов Тюбингенского университета на медицинский факультет. 

Здесь он сошелся с Уландом, Густавом Швабом и Фарнгагеном фон Энзе, также штудировавшими в то время в Тюбингене. По окончании полного курса в 1809 году, Кернер получил место практикующего врача в Вильдбаде, а в 1818 году назначен главным врачом в Вейнсберг, старинный замок, который он в короткое время очистил от мусора и окружил красивыми постройками, в которых проживает до сих пор (1877 г.), несмотря на слепоту, постигшую его в 1851 году. 

Впрочем, это несчастье не повлияло на его поэтическое дарование, так как ещё в 1852 году им издано было новое собрание стихотворений, под заглавием "Последний Букет".

Р А З Л У К А

     Я иду по улицам уснувшим:
     Словно вымер город - всё молчит!
     Лишь вдали река шумит сонливо,
     Да луна меж тучами блестит.

     Я стою у маленького дома,
     Где она - любимая-живёт...
     Спит она - не знает, что далёко
     Друг ее из города идёт.

     Грустно я стою, простёрши руки,
     Пред давно погаснувшим окном,
     И твержу: "прости, родимый город!
     Милый край и мирный, тихий дом!

     Милый край, куда неудержимо
     Так рвалась всегда душа моя,
     И окно, в которое так часто
     Любовался милым личиком я!"

     Вот иду я к городским воротам,
     Вот за мной их запер часовой...
     Грустно, тяжко - не трепещет сердце:
     Сердце там осталось - за стеной.
     М. М.

Р О Д И Н А

     В долине мрачной я
     Лежал, тоской томимый -
     И вновь увидел я
     Луч родины любимой.

     Мой отчий дом стоял
     В равнине светозарной:
     Как свод небес сиял,
     Как луч горел янтарный.

     Как родина моя
     Была светла, богата;
     Но пробудился я -
     И дум свежа утрата.

     И я пошел с тоской
     Печальною дорогой
     Искать страны родной
     С слезами и тревогой.
     М. М.

Б Е С   В   С А Л А М А Н К Е

     Есть древнее правдивое поверье,
     Доступное всем верным христианам,
     Что демонская сила вся ничтожна
     Перед сужденьем здравым человека.
     Кто смелостью, лукавством обладает,
     Тот демонов уловки презирает -
     Вам это без меня давно известно,
     Однако же в пример скажу вам сказку
     Для тех, кто этой истине не верит.

     Не знаю сколько лет тому назад
     Сидел в подвале винном в Саламанке
     Нечистый дух и с кафедры читал
     Систему колдовства из чёрной книги.
     А на скамьях кругом, вниманья полны
     И притаив дыханье, заседали
     Охотники до лекций сатанинских.
     Бес тешил всех своими остротами
     И так сумел собою всех увлечь,
     Что на конец полугодичных лекций
     Они смотрели с грустию в душе.
     "Сердечно радуюсь", сказал нечистый,
     "Что вам меня приятно было слушать,
     И вы, как вижу, мной вполне довольны.
     За это я хочу вознагражденья,
     И, не желая долго вас томить,
     Возьму себе у вас одну из душ:
     Последний, кто оставит мой подвал,
     Оставит вместе с тем свою мне душу."
     Тогда пришло в волненье всё собранье,
     Ругательства посыпались на черта,
     И раздражённые вопили в голос,
     Чтоб черт побрал их черта-краснобая!
     Но крики их остались бесполезны:
     Нечистый был, как пень, неумолим -
     И, покорясь коварному решенью,
     Они кидают жребий меж собой:
     Кому из них последнему остаться.
     И жребий пал на молодого графа.
     Однако же он духом не упал
     И думает: "ведь я ещё свободен:
     Он надо мной когтей не распустил."
     Вот дьявол стал на страже у дверей
     И друг за другом всех их пропускает
     Когда же очередь дошла до графа,
     Он цап его скорей за воротник,
     А тот кричит: "любезный, ты ошибся,
     Возьми того кто следует за мной" -
     И указал на тень свою рукой.
     Тут черт, внезапно солнцем ослеплённый,
     Пустил его на волю из когтей
     И к тени бросился, как угорелый.
     А граф, смеясь над чертом, поскорее
     Юркнул из погреба и - был таков.

     Но замечательно, что с той поры,
     На диво всем, кто графа ни встречал,
     Он от себя уж тени не бросал.
     Кн. В. М-кая (Мещерская)

КАРЛ ТЕОДОР КЁРНЕР родился 23-го сентября 1791 года в Дрездене, где отец его занимал место апелляционного советника. Получив первоначальное образование в дрезденском окружном училище, он избрал своей специальностью горные науки, увлечённый их поэтическою стороной; но вскоре по прибытии в Фрейбург, он охладел к горному делу и стал заниматься естественными науками, преимущественно минералогией и химией. 

Летом 1810 года Кёрнер оставил Фрейбург с целью продолжать ученье в Лейпциге и Берлине. Около этого времени появились в печати его первые стихотворения, изданные под заглавием "Knospen". По приезде в Лейпциг, молодой поэт нашел студентов тамошнего университета разделёнными на две партии, к одной из которых он присоединился весьма скоро. 

Затем, став главой этой партии, он сделался самым деятельным участником всех уличных драк, попоек и дуэлей, происходивших чуть ли не каждый день, и кончил тем, что принужден был бежать из Лейпцига в Берлин, чтобы избавиться от шестимесячного ареста в карцере, к которому был приговорён университетским судом. 

Недовольный направлением, господствовавшим тогда в германских университетах между студентами, отец Кернера, вскоре по возвращении молодого поэта под тень родных пенатов, отправил его в Вену, в надежде, что влияние его старых знакомых: Вильгельма Гумбольдта и Фридриха Шлегеля, проживавших тогда в австрийской столице, произведёт благотворное действие на ум и сердце молодого человека и не ошибся.

Отдавшись весь литературе, Кёрнер принялся за сочинение пятиактной трагедии "Конрадин", в надежде поставить её в венском театре, но не преуспел в этом. Зато следующие две пьесы, принятые театральной дирекцией, доставили ему известность в Вене, как драматическому писателю. То же самое можно сказать и о следующих двух пьесах, "Ночной сторож" и "Тони", имевших значительный успех на сцене. 

Но самый большой успех выпал на долю его пятиактной трагедии "Црини", сюжет которой заимствован из венгерской истории. По выражению биографа поэта, пьеса эта "имела такой успех на венской сцене, более которого нельзя было и ожидать". 

Восторг публики не знал границ, причём автор был вызван, что, по замечанию того же биографа, было "совершенно необыкновенное явление в Вене". За "Црини" последовали драма "Гедвига", трагедия "Иосиф Гейдерих", три комедии: "Двоюродный брат из Бремена", "Вахмистр" и "Гувернантка" и три оперы: "Дочь рыбака", "Четырехгодичный часовой" и "Горный ученик". Всё это было написано в течение 15 месяцев.

Между тем наступил 1813 год и Кёрнер один из первых отозвался на призыв Пруссии стать под знамёна для избавления Германии из под французского ига. Через четыре дня по отъезде из Вены он уже был волонтёром в вольном отряде прусского майора Люцова, формировавшемся в Бреславле. В конце апреля отряд Люцова получил приказ действовать в тылу неприятельской армии, с целью затруднить ее движение "малой войной". 

После целого ряда больших и малых стычек, в которых Кёрнер постоянно отличался заносчивой храбростью, 28-го мая отряд Люцова, состоявший тогда из четырёх рот разных национальностей и пятидесяти донских казаков, двинулся, наконец, за Тюринген, взяв с собою, в качестве адъютанта, Кернера, вследствие его усиленной просьбы. 

В десять дней отряд прошел Хальберштадт, Эйслебен, Буштедт и Шлайц, до Плицена, постоянно уничтожая сообщения между неприятельскими колоннами. 7-го июня два люцовских батальона, соединившись с войсками графов Воронцова (Михаила Семеновича) и Чернышова (Александр Иванович) участвовали в задержании в Лейпциге французов под начальством герцога Падуанскаго, причём спасением своим неприятель был обязан наступившему перемирию. 

Обнадеженный этим последним обстоятельством и уверением начальников неприятельских войск, Люцов, с двумя батальонами и 50-ю казаками своего отряда, отправился по обнародовании перемирия на соединение с остальным своим отрядом; но, пройдя беспрепятственно до Кицена, небольшой деревни близ Лейпцига, был окружен неприятелем в значительном числе. 

Люцов послал Кёрнера потребовать объяснения по поводу такого нарушения перемирия: но, вместо ответа, командир французского отряда внезапно ударил на него - и люцовские солдаты были рассеяны прежде, чем успели изготовиться, причём они частью были перебиты, взяты в плен, а частью рассеяны по окрестностям. 

Что же касается Люцева, он, благодаря мужеству казаков, составлявших авангард, прорвался через неприятеля и, переправившись на правый берег Эльбы, благополучно присоединился к отряду. Между тем Кёрнер, тяжело раненый в голову, упал с лошади, но, оправившись, снова вскочил на неё в лесу. Проблуждав до вечера и завязав кое-как рану, он лег на траву и заснул крепким сном. 

Проснувшись рано утром, он увидел двух крестьян, стоявших около него. Крестьяне предложили ему услуги: они были посланы его товарищами, ждавшими в лесу и наткнувшимися на русский пикет. Накормив раненого, крестьяне привезли его в деревню, занятую неприятелем, а оттуда в Лейпциг и, наконец, в Карлсбад, длительное пребывание в котором добавило силы больному и дало ему возможность присоединиться к своему отряду, находящемуся в то время на правом берегу возле Гамбурга. 

Вскоре по прибытию Кёрнера к своему отряду, под командою Люцова, в августе истёк срок перемирия, а 26-го числа этого месяца Люцов уже предпринял со своим отрядом нападение на тыл французского корпуса. С этой целью он пошел на Нюрнберг и остановился в лесу. 

Вскоре казаки дали ему знать, что по дороге к французам двигается неприятельский транспорт с съестными припасами, в составе двух рот пехоты. Люцов с казаками и полуэскадроном немцев, под командой Кёрнера, бросился на транспорт, пошла схватка. Разбитые французы бросились в рассыпную и Кёрнер с казаками взялись их преследовать. 

Засев в лесу, неприятель встретил преследовавших их оружейным огнём, причём одна пуля попала Кёрнеру в живот, пробила печень и засела в позвоночном столбе. Молодой поэт мгновенно лишился языка и сознания и мёртвым свалился с лошади. 

По окончании стычки, тело Кёрнера было опущено с почестями в могилу, зарытую товарищами под дубом, недалеко от сражения, на дороге между Любеловым и Дрейкругом, у деревни Вёббелин, в одной миле от Людвиглюста. 

Смерть настигла поэта 27-го августа 1813 года, на 22-м году жизни.

М О С К В А

     Как высоки церквей златые главы,
     Как царственно дворцы твои сияют!
     Со всех сторон глаза мои встречают
     И гордый блеск и памятники славы.

     Но час твой бил, о, город величавый!
     Твои граждане руку подымают:
     Трещит огонь и факелы пылают -
     И ты стоишь в горячей ризе лавы.

     О, пусть тебя поносит исступленье!
     Ломитесь башни, рушьтеся палаты!
     То русский феникс, пламенем объятый,
     Горит векам! Но близко искупленье!

     Уже под крик и общие восторги
     Копьё побед поднял святой Георгий.
     А. Фет

М О Л И Т В А   ВО   В Р Е М Я   Б И Т В Ы

     Отче, зову Тебя!
     Дымом объяты, гремят батареи,
     Яростно молнии вьются, как змеи...
     Крепкий вождь браней, зову Тебя!
     Отче, веди меня!

     Отче, веди меня
     К славной победе, иль к смерти героя!
     Господи, воля Твоя надо мною!
     Боже Всесильный, веди меня!
     Я признаю Тебя!

     Я признаю тебя -
     В сладостном шелесте листьев древесных,
     В громе сражений и в бурях небесных...
     Блага источник, я признаю Тебя!
     Благослови меня!

     Благослови меня,
     Боже, своею десницей святою!
     Я упадаю во прах пред Тобою...
     К жизни иль к смерти, благослови меня!
     Отче, я чту Тебя!

     Отче, я чту Тебя!
     Не для корысти я меч обнажаю:
     Благо отчизны я им защищаю...
     Боже, в час битвы молю тебя!
     Отче, прими меня!

     Отче, прими меня,
     Если паду я под громом орудий,
     С кровью жизнь изольётся из груди...
     Ты мой Господь! Тебе предаю себя!
     Отче, зову Тебя!
     Ф. Миллер

П О С Л Е Д Н Е Е   У Т Е Ш Е Н И Е
(При отступлении союзных войск через Эльбу)

     К чему на челе вашем мрак и печаль?
     Что смотрите грустно в туманную даль,
     Вы, верные дети отчизны?
     Пусть буря бушует, пусть бездна кипит,
     Земля под ногами, стеная, дрожит:
     Честь ваша чужда укоризны!

     Над нами гроза собирается вновь!
     Вотще пролита благородная кровь!
     Ещё торжествуют злодеи!
     Но Небо избавит от гибели нас:
     Настанет, настанет отмщения час!
     Пожнём мы победы трофеи!

     За правое дело мы меч извлекли:
     Сберите же, братья, все силы свои
     Для брани кровавой, священной!
     Восстаньте вы, юноши, к славным делам!
     Полки! собирайтесь на гибель врагам!
     Проснися, народ усыпленный!

     Друзья! мы бесстрашно пред смертью стоим,
     И смело, и бодро ей в очи глядим,
     И ждём совершения мести.
     Спасем же свободу отчизны своей,
     Иль сами со славой под звуком мечей
     Останемся на поле чести!

     На что же нам жизнь, когда вольности нет?
     И чем нам заменит обширный наш свет
     Родные священные нивы?
     О нет! мы отчизну от ига спасём,
     Иль вольными к нашим отцам отойдём:
     Лишь мёртвые - вольны, счастливы!

     Пусть буря бушует, пусть бездна кипит,
     Земля пусть под нами, стеная, дрожит:
     В союзе взаимного братства,
     Мы клятву дадим здесь, под гулом громов,
     Избавить себя от позорных оков,
     Избавить отчизну от рабства!
     Ф. Миллер

В Е Р Н О С Т Ь   Д О   Г Р О Б А

     Младой Рогер свой острый меч берёт
     За веру, честь и родину сразиться.
     Готов он в бой; но к милой он идёт;
     В последний раз с прекрасною проститься.

     - "Не плачь: над нами щит Творца!
     Ещё нас небо не забыло!
     Я буду верен до конца
     Свободе, мужеству и милой!"

     Сказал, свой шлем надвинул, поскакал;
     Дружина с ним: кипят сердца их боем;
     И скоро строй неустрашимых стал
     Перед врагом необозримым строем.

     "Сей вид не страшен для бойца!
     И смерть ли небо мне сулило -
     Останусь верен до конца
     Свободе, мужеству и милой!"

     И, на врага взор мести бросив, он
     Влетел в ряды, как пламень-истребитель;
     И вспыхнул бой и враг уж истреблён;
     Но, победив, сражен и победитель.

     Он почесть бранного венца
     Приял с безвременной могилой,
     И был он верен до конца
     Свободе, мужеству и милой.

     Но где же ты, певец великих дел?
     Иль песнь твоя твоей судьбою стала?
     Его уж нет: он в край тот улетел,
     Куда давно мечта его летала.

     Он пал в бою - и глас певца
     Бессмертно дело освятило;
     И он был верен до конца
     Свободе, мужеству и милой.
     В. Жуковский

Д О Б Р О Й   Н О Ч И

     Доброй ночи всем усталым!
     День уже погас:
     Дремлет всё - не шелохнётся...
     Скоро утро вновь проснётся:
     Спите в добрый час!

     Всё почило. Над деревней
     Ночь уже лежит
     И не слышен звук гитары...
     Только ходить сторож старый -
     Ходит и трубит.

     Пусть вам снится край волшебный!
     Мир вам и покой!
     От любви ж кому не спится,
     Пусть во сне тому приснится
     Край его родной!

     Доброй ночи! Встанет солнце -
     Приметесь за труд,
     А на утро будет тоже.
     Бодрствуй, бди над нами, Боже!
     Спите: Он ведь тут!
     И. Чех

И З   Т Р А Г Е Д И И   "Ц Р И Н И"
ДЕЙСТВИЕ V, ЯВЛЕНИЕ II

     ЦРИНИ (один)

     Итак - моей цвет жизни доцветает:
     Грядущий час несёт погибель мне!
     Передо мной всё ярче цель сверкнет,
     Заря же смерти ночью воссияет!
     Что жил недаром, знаю я вполне.
     За кровь мою, за счастие земное
     Всевышний даст блаженство мне святое,
     А поздний внук к развалинам придёт
     И памятью своей меня прославит.

     Кто за своё отечество падёт,
     Тот мавзолей незыблемый поставит
     Себе в сердцах народа своего:
     Рука времён не истребит его.
     Что сделали, которых песни славят,
     Которым гимн позднейший свет поёт,
     За образец всему потомству ставят? -
     Они легли костьми за свой народ!

     Червяк в пыли способен пресмыкаться,
     Героя ж долг - за родину сражаться.
     В. Мордвинов

М А Д О Н Н А

     Долго я стоял перед Мадонной
     Кротостью очей ее прикован: -
     Новые миры перед собою
     Я узрел, смущен и очарован...

     Горе тем, - я помышлял, - кто Бога
     Позабыл и веру в жизнь утратил,
     Кто навек с надеждами простился,
     Кто огонь души навек растратил.

     И пока, благоговенья полный,
     Полный и восторга и печали,
     Я стоял, мне чудилось - Пречистой
     Деве песнь торжественно слагали
     Ангелов, служителей небесных,
     Херувимов, серафимов хоры.
     И тогда сказал я в умиленьи,
     Обратив к лазури вышней взоры:

     Благо тем, чьи лик святой Мадонны
     Хоть на миг единый узрят вежды:
     Навсегда сердца они откроют
     Для любви, для веры и надежды.

В О С П О М И Н А Н И Я

     Как быстро время унеслось
     Дорогою бесповоротной!..
     И вот о дали мимолетной
     Воспоминанье вдруг зажглось...
     Как сон, как трепетная гроза,
     Как облачко на небесах,
     Оно явилось мне впотьмах, -
     И чувствую: забыта проза
     Житейская, и ярко вновь
     В груди, давно осиротелой,
     Измученной, окаменелой,
     Святая вспыхнула любовь.

     О, если б мне теперь свобода!
     О, если б не был связан я!
     Глядит твой образ на меня
     Из золотых лучей восхода,
     Из глубины небес ночных,
     Из волн потока голубых...
     Все здесь тебя напоминает:
     Своею свежестью весна
     Твои мне ласки навевает,
     Даль, как твой светлый взор, ясна,
     И далее эхо повторяет
     Твое мне имя... про тебя
     Мне тихо шепчет вся природа...
     О, если б только мне свобода!
     О, если б не был связан я!

в переводе (до 1896 г.) 
Познякова Николая Ивановича

Чувство весны: антология немецкой поэзии на сайте
Наверх